Глаза ворона - Татьяна Русуберг Страница 34

— Сначала попробуй выдавить жизнь из меня! — Длинная фраза далась Каю с трудом. На нее ушли последние силы, вместо слов получился хрип, но Мастер понял все. Его лицо застыло мраморной маской, так что он вдруг стал очень похож на своих каменных родственников в Зале Предков, Кай закрыл глаза, готовясь принять последний удар, по вместо этого услышал тихий смех волшебника:

— Мальчишка! Ты думаешь, что мои слова — ложь? Ты все еще надеешься… Хорошо же! Я покажу тебе, что произошло на самом деле.

Мастер Ар отступил в сторону и одним движением руки нарисовал в воздухе овальное зеркало в рост человека. Сначала Кай увидел свое собственное отражение: распятое до натяжения всех жил тело с багровым рубцом поперек груди, выпирающие ребра, спутанные волосы, падающие на нечеловеческие, полные тьмы глаза… Образ затуманился, и какое-то мгновение в зеркале отражалось лишь выцветшее полуденное небо в легких облачных кружевах. Ветер сбивал их вместе, закручивал в спираль, которая вращалась, вращалась… Пока из ее центра не возник и не занял всю зеркальную плоскость круг стоячих камней на поросшем вереском холме. На заднем плане чернел стеной сосновый лес.

Камни запели и сдвинулись, выпуская из своей глубины всадницу в алом плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Она сидела верхом на Кексе, а коня Такхейвекха вела в поводу. Девушка немного сдвинула капюшон, чтобы осмотреться, и все сомнения рассеялись — это была Юлия Доротея. Лиловые цветы вереска, льнувшие к камням Шул-ла-Рун, навели Кая на мысль об ОЗ. Но картинка в зеркале расплылась, потекла, и вот оно уже показывало Юлию Доротею в глубине леса.

Она гнала лошадь галопом, оглядываясь через плечо на своих преследователей — мелькающие между деревьев темные тени. Внезапно одна из них выросла как из-под земли, прямо на пути Кекса. Лошадь взвилась на дыбы и сбросила легкую всадницу… У Кая вырвался невольный стон, а зеркало снова покрылось рябью.

Дальнейшие картины, появлявшиеся и исчезавшие в воздухе, Мастер Ар комментировал, не стесняясь самых циничных выражений. Он явно смаковал их на языке, в то же время наблюдая за реакцией пленника, который с напряжением следил за событиями в зеркале.

— Маги Анклава тщательно следят за активностью всех еще действующих Шул-ла-Рун на своей территории — а таких не много. Они мгновенно обнаружили маленькую дурочку, схватили и пытали, приняв за шпионку из Потерянных Земель. Сначала она запиралась, но заклятия Правды быстро развязали ей язык. Узнав об убийстве Такхейвекха, Трибунал всполошился. Маги Анклава не умирали насильственной смертью уже много, много лет, если не считать, конечно, обычных магических дуэлей. Здесь же один из старейших Мастеров был убит существом неясной природы, к тому же явно не владеющим магией.

Признаться, мне, твоему господину, пришлось пережить несколько неприятных минут из-за твоей кровожадности. Мне пришлось даже предпринять поездку в Анклав, чтобы все уладить. Они хотели, чтобы я выдал тебя, но, в конце концов, согласились с тем наказанием, которое я сам выбрал для своего раба. Кстати, заодно я вернул себе Кекса: бедняга уже начал тосковать по Замку.

Кай с трудом оторвал взгляд от залитого потом и смертельной бледностью лица Юлии Доротеи, лежащей на крестообразном алтаре в каком-то полутемном помещении. Он проследил глазами за взглядом Мастера Ара и увидел внизу, во дворе под башней, Фьёллебёлле, выгуливавшего лошадь мага. Зеркало закричало, и Кай дернулся всем телом на крик. Девушка на алтаре заходилась в вопле, извиваясь всем телом, когда несколько темных, скрытых плащами фигур обступили ее и принялись срывать пропитанную потом одежду.

— Что… что они с ней делают? — в отчаянии прохрипел Кай, не в силах отвести взгляд от страшного зрелища.

— Ничего особенного, — пожал плечами Мастер. — Просто готовят к церемонии Эппур-Дёв, Разделенной Чаши. Трибунал испытал ее и выяснил, что (как я и утверждал с самого начала!) Такхейвекх ошибался, и никакого отношения к пророчеству Триады девчонка не имеет. Сама она для Анклава бесполезна, но вот магии дурочки вполне можно найти применение… Вот, вот видишь, сейчас они выпивают ее досуха. Участники церемонии делят чужую магическую энергию между собой, а потом ее сольют в…

Но Кай уже не слушал. Как поверхность зеркала, его заполнило искаженное мукой лицо девушки: глаза закатились так, что видны были только полоски белков, голова подергивалась в мелких судорогах, из носа показалась тонкая струйка крови, к которой кто-то тут же жадно припал губами… Больше он ничего не видел. Слезы затопили глаза и катились вниз по щекам, казалось прожигая в коже горящие дорожки. Он плакал беззвучно, с окаменевшим лицом, зная, что плачет в последний раз, что мир проклят, и, что бы ни случилось с ним, Каем, этот мир не увидит больше его слез.

— Как трогательно, плачущий убийца, — усмехнулся Мастер Ар.

— Она умерла?

— Мало кто переживает Разделенную Чашу. А если и переживает, теряет человеческий облик и никогда уже не становится прежним. Хочешь увидеть, что случилось с твоей маленькой потаскушкой?

— Нет.

— Что, не хватает мужества увидеть, что ты натворил?

Кай не ответил, только перевел на Мастера тяжелый, как полог ночи, взгляд огромных глаз, на которых уже высыхали слезы. Мановением руки волшебник свернул зеркало, только дрогнул воздух в том месте, где оно только что было.

— Я ухожу, но вернусь, когда ты будешь готов. Скоро.

К Каю начал приходить ворон. В короткие мгновения — а может часы? — бодрствования он стал замечать крупную черную птицу, слетавшую к его ногам. Она заслоняла яростное солнце своими крыльями и распугивала жиревших на беспомощной плоти мух. В первый раз ворон опасливо косился на узника круглым глазом, но с каждым новым появлением подбирался к нему все ближе и ближе. «Наверное, чует падаль», — думал Кай, когда мог думать. Иногда, вынырнув из забытья, он удивлялся окраске оперения птиц, как всегда круживших над Белой Скалой. Все они были черные, все они хрипло выкаркивали его имя. Их слетелось так много, что они собирались в темную тучу, застилавшую солнце.

Ночь… Ночь стала вороновым крылом, укрывавшим Кая. Луна казалась блестящим глазом ворона, вечно следившим за ним. Ночь пыталась пробраться в него, как ее холод пытался пробраться в его сердце, каждый раз подступая все ближе, ближе… Однажды, когда Кай перестал отличать бред от реальности, пахнущая тлением птица подлетела прямо к его лицу и, сев на плечо, разжала клювом плотно сомкнутый рот. Она влила в него теплую, горько-соленую влагу, от которой ссохшийся желудок болезненно сжался. С тех пор узнику больше не хотелось пить.

В тот раз ворон улетел, но он появился снова. Птица поднялась на рассвете из моря, там, где всегда раньше всходило солнце. Она была огромна, ее крылья в размахе застилали горизонт от края до края. Она летела прямо на Кая, покрывая весь мир своей тенью. Трижды хрипло каркнул ворон и упал вниз, целясь когтями и клювом прямо в беспомощное, прикованное к башне тело. Узник не закрыл глаза, он хотел видеть все. Через них ворон и влетел в него.