Валюта смерти - Юлия Андреева Страница 34

Все же странно, здесь мост есть, а там его нет. Вспомнилось что-то из фантастики, два параллельных мира являются двойниками, но в них непременно есть хотя бы одно отличие. В них живут такие же люди, стоят точно такие же города, по улицам бегают животные с такими же кличками. Все точно так же, кроме одного незначительного отличия: в первом мире в поселке Задрищенске за сараем местного золотаря валяется серый камень, а в мире номер два в такой же деревеньке за сараем никакого камня нетути. По этой характерной примете любой ангел-куратор мира может определить в номер один или номер два он угодил, но это знает ангел, потому что его так инструктировали. В то время как величайшие мудрецы народов могут головы сломать над сложнейшим вопросом, благодаря чему можно проводить идентификацию мира, и так и не отыщут ответ. Они будут думать о чем угодно: об удельной массе планеты, величине ее ядра, об электромагнитном поле, излучении… Но никто из этих мудрецов никогда не съездит в дорогой сердцу ангела-куратора Задрищенск, не познакомится с очищающим чужие сортиры золотарем, не посетит его дом и не обнаружит краеугольный камень.

Впрочем, если бы и обнаружили, для того, чтобы понять, что в этом-то камне и скрыта вся суть вопроса, нужно было бы сличить два мира до последней травинки и былинки, пока искомый камень не выкатился бы на арену перед взыскательными судьями, представившись: «Азъ есмь».

Наконец впереди полыхнуло, словно кто-то, балуясь, зажег петарду, и тут же Георгий открыл двери.

– Идите за мной и ничего не бойтесь, – слегка заикаясь, попросил он. – Сумку не забудьте.

Предупреждение было своевременно, так как Аня после встречи с Димой начисто позабыла обо всем.

Она сразу же ступила на лед и, поскользнувшись, упала на землю, пребольно ударившись коленкой.

– Ну, где вы там, нас же давно ждут. – Он обошел машину и остановился в шаге от Ани.

– Руку бы дали, что ли, – Аня поднялась, потирая ушибленное место. – Больно!

– Вам еще и руку подавать! Мало того, что всякая… – он замялся, явно желая сказать «гадость», – лезет сюда непотребством заниматься, так я еще и должен ее на руках таскать!

– Не переломились бы, если что! – не выдержав, заорала Аня. – И потом, если хотите знать, я не к кому-нибудь, а к мужу ездила! Могу паспорт показать. Хотите?

– К какому мужу?! У вас уже давно нет никакого мужа! «Пока смерть не разлучит нас» – не слышали никогда? А смерть пришла, скажете, не заметили, когда? Вот именно, заметили. Просто не желаете признать очевидного, лезете туда, куда вам не положено, где само появление ваше – дикость, грех и бесовство!

Да мне даже дотронуться до вас противно! У-у-у, потом отмываться да отмаливать, отмываться и отмаливать. Вы вносите дисгармонию в наш мир, уклад! Вы все портите, ставите с ног на голову. Вами детей пугают! Вот вы кто такие!

– А почему же тогда вы нам помогаете? Почему не позвонили в «Явь» да и не сдали меня к чертовой матери? Сами говорите, что их люди повсюду, небось, получили бы свои тридцать серебреников и были счастливы!

– Знаю. Что грешен, знаю, что не отмыться теперь, святой водой не отмыться, хоть кушай ее три раза в день столовыми ложками, молитвы святые читая. Хоть глуши стаканами, точно водяру. Хоть в паломничество, такой грех на душу взял, что и сказать-то неможно!

Я знаю, знаю, черт вас дери, знаю, что грех, но, что я могу сделать? В Питере безработица, денег, считайте, что вообще нет, а у меня семья. Я, милая дамочка, между прочим, образование высшее имею, квартиру в Питере сняли бедненькую, но дорогущую, детей привезу, как-нибудь уместимся. И сначала все как у людей было, правильно начиналось, нормально. Сначала работа была, а потом мне сказали, что в моих услугах больше не нуждаются, ну не ехать же обратно, пришлось здесь крутиться, на Настины деньги как-то перебивались. Работал шофером маршрутки, разнорабочим, а все одно не получается и есть, и за квартиру платить, а ведь детей перевезем, жене уже не придется работать. Садик – деньги плати, школа – снова деньги плати. Медкомиссию перед садиком или школой. Все одно – без денег шага не сделать. И никакой помощи, нам – гастрбайтерам – одна дорога в подвал какой-нибудь, дворниками работать на ничтожной зарплате и половину барину отдавать. Хотя и не имеют они никакого права с нас что-либо забирать, потому что закона такого нет, мы налоги справно платим. Да разве ж они могут по закону-то?!

Да что я вам рассказываю! Вам-то какое дело до того, как люди мучаются. Вы нас разве что когда-нибудь замечали? Мы для вас в лучшем случае – пустое место. В худшем – помеха, мол, понаехали, всю работу у честных русских поотбирали. А то, что ваши хваленые русские только водку пить и горазды…

– Да ладно вам, извините. Погорячилась. – Аня и сама уже была не рада, что невольно обидела гида. А он, между прочим, ей помочь пытался, когда она в обморок у дома отдыха упала. Хотя, с такой работой можно ли оставаться с нормальными нервами?

– Это вы меня извините, вы клиентка, вы деньги платите, если бы не такие как вы, я бы и этой работы не получил. Но только никак не могу привыкнуть. Ведь, если подумать, это так опасно. Коли перевозчики будут заняты туристами, никто не станет перевозить души умерших, и их накопится очень много. Вы понимаете, а моста нет! Мне говорили, что прежде был аварийный мост, плавучий, из таких пластмассовых фрагментов. Он собирался, как детский конструктор, военные подогнали. А потом его дели куда-то.

Мы же здесь, почитай, каждый день в последнее время возим туда обратно, а в это время на таможенном распределителе души накапливаются, и если число их достигнет критической отметины…

– Дальше понятно.

– Через мост вам придется перейти в одиночестве, мне сигналят, что путь свободен. Так что давайте прощаться, – он неловко развел руками. – Простите, если что не так. Вы, конечно же, вправе жаловаться на меня за грубость, но…

– Не беспокойтесь, я понимаю. – Аня протянула, было, руку, но, увидев, как перекосилась физиономия гида, поняла, что этого не стоило делать.

«Должно быть, ему неприятна сама мысль, что я могла лечь в постель с покойным мужем, – догадалась она. – Что же, наверное, раньше мне тоже было бы это против шерсти. Но все меняется».

– До свиданья. – Аня улыбнулась Георгию, в свете уличного фонаря его лицо казалось еще более худым, а нос длиннее.

– Прощайте. Уволюсь я. Найду другую работу и непременно уволюсь. Идите по набережной прямо. И не пугайтесь, когда вы дойдете до ближайшего фонарного столба, на всей линии выключится свет, это специально, чтобы вас не было видно. Идите на свет моста и выйдете, а на мосту никто никого не ловит. Нейтралка.

– Спасибо. – На этот раз Аня не пыталась дотронуться или еще как-нибудь выказать свое расположение нервному типу. Не стала просить и проводить ее несколько метров, по всему видно, Георгий с трудом справлялся с тем, чтобы не сорваться еще раз. Да, работенку ему, без сомнения, нужно было менять. Впрочем, если в аду безработица… как там, у Александра Смира: «О нас грешных заботясь, сгорел черт на работе». Вот именно, а этот гастарбайтер вообще наглый попался, не то что радоваться, что посреди кризиса надыбал себе непыльную работенку, а он еще и с претензиями лезет, противно ему, видишь ли, не отмыться потом! У-у-у, вражина. Жаль, Димки рядом нет, он бы ему показал, как на его жену орать.