Неупокоенные - Лорен Оливер Страница 34

Три месяца этот чемодан простоял у меня в спальне, прямо напротив дыры в стене, которую я потом замазала штукатуркой. Я не пыталась вернуть его владельцу – я не знала, кому возвращать. Я знала, что это сделали не Киллиганы. Достаточно было посмотреть на аккуратные персиковые обои, и станет понятно – миссис Киллиган не стала бы хранить у себя в стене чемодан со всяким барахлом. Я смутно помнила, что в этом доме раньше жила старушка с дочерью – ну и что с того? «Ваши дела – это ваши дела» – вот мой девиз по жизни. Ну, или, по крайней, мере был, пока все не начали улаживать свои дела в моем доме.

Все изменилось после того дождя. В мае небеса разверзлись на несколько недель, и на нас пролились тонны воды. Листья прибивало к окнам, дождевые потоки прокладывали русла в грязи и гнали воду из ближайшего ручья прямо к моему крыльцу. Несколько дней в подвале прибывала вода. В этой мути плавали банки с краской и утонувшие лягушки брюшком кверху.

В воскресной школе мне рассказывали про Всемирный Потоп, и я уже подумала – а не он ли это? Но погода наконец-то наладилась. Небо стало ясным и ярко-голубым как цветы колокольчиков, а солнце повисло высоко и довольно нежилось в тучах, как кошка на мягкой подстилке.

Из-за дождей много всякой гадости навсплывало: на газоне были кучи всякого мусора, на пляже валялись дохлые рыбины. В потоках грязи застряли чьи-то ботинки, стиральные доски, куклы без глаз, старые носки, варежки, бутылки из-под кока-колы и старые шляпы, пахнущие плесенью.

К переднему крыльцу прибило черепаху – рот у нее был широко открыт, как будто она звала на помощь. Она не моргала. Странная черепаха – с каким-то… человеческим печальным лицом. Огромная, как супница. На темном пятнистом панцире была надпись красной краской. Судя по кривым буквам, ее писал ребенок, тщательно выводя каждое слово: «Вернуть Мэгги Ланделл».

Я же говорю: все тайное становится явным.

В этот раз Трентон не курил травку и лежал очень-очень тихо. Он пытался дышать еле слышно, от этого напряжения болели легкие. Он открыл окно, но наполовину прикрыл жалюзи – Трентон пытался воссоздать такой же свет, как был тогда в оранжерее.

Он хотел снова ее увидеть. И в то же время боялся этой встречи.

– Эй, – прошептал он.

Трентону показалось, что он услышал тихий смешок или эхо смешка. Он все еще слышал голоса – тихие, но вполне различимые, как шаги, которые можно расслышать, только если остановиться и прислушаться.

Это была она?

Урна для праха отца будет готова через шесть дней, и Трентон не хотел быть живым к этому моменту. Но с появлением призрака все изменилось. Он не мог – и не хотел – убивать себя, пока не узнает, кто она такая.

Он лежал, слушая, как где-то жужжат мухи, наблюдая за семенами хлопчатника, которые влетали в окно и кружились в солнечных лучах. Трентон ужасно устал, а еще у него было дикое похмелье после дурацкой вечеринки у Кэти.

Не надо было туда ходить. Трентон думал, что будет как на школьных тусовках – все друг друга знают, а он как всегда чувствует себя не в своей тарелке. Но там была просто толпа незнакомых друг с другом людей, которые курсировали по кухне и подвалу. Ему было интересно, где вообще Кэти их откопала – они выглядели как беженцы или бедняки, которые выполняли самую черную работу за пару долларов, если эти личности вообще где-то работали. Трентону показалось, что он узнал в одном из парней мальчика на побегушках из мясной лавки. Кажется, даже сама Кэти не всех знала. Она несколько раз случайно назвала одну девушку другим именем – Меган вместо Мелиссы. Когда Трентон спросил, откуда она всех их знает, Кэти уклончиво ответила, что любит, когда вокруг много народа. Едва ли это можно было считать ответом на его вопрос.

Они с Кэти вышли на крыльцо и сели так близко, что их ноги плотно прижались друг к другу – от бедра до колена. Ее поразили знания Трентона, когда он с легкостью показал ей несколько созвездий на ночном небе – спасибо астрономии, которую он выбрал дополнительным предметом в школе, чтобы легко заработать пятерку в аттестат. А потом они вместе наблюдали за светлячками.

– Я всегда представляла, что светлячки – это феи, – сказала Кэти, – я думала, что я тоже фея, на которую наложили проклятие, и теперь я должна жить в человеческом обличье. Но когда-нибудь я вернусь назад.

Она повернулась к Трентону. Ее дыхание было сладковатым и пахло малиновой водкой.

– А ты? Ты когда-нибудь думал, что был кем-то другим?

И он ответил искренне:

– Я все время об этом думаю.

Но тут пришел Маркус с бутылкой. Маркус. Дурацкое, мерзкое имя. Прямо как он сам – козлиная бородка, тонкая и противная, как крысиный хвост, грязные джинсы, татуировка на тыльной стороне ладони (девушка в бикини, которая обвилась вокруг его указательного пальца, как вокруг стриптизерского шеста). На вид ему не больше двадцати пяти.

А Трентон ведь почти ее поцеловал!

Он уже начал дремать, как вдруг ощутил какое-то движение в воздухе. У него сперло дыхание, и Трентон почувствовал себя так, как будто снова очнулся в больнице после аварии – он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог даже кричать, потому что из горла торчали широкие пластиковые трубки.

Трентон не открывал глаза, потому что боялся увидеть подтверждение своих догадок. А еще он мог ее испугать. Его сердце бешено колотилось, и вдруг он понял, что хочет, чтобы все это было реальным. Чтобы она была реальной. Это означало бы, что он не сумасшедший.

Он почувствовал, как она присела на кровать. Матрас под ней не прогнулся, кровать не заскрипела, но он знал, что она совсем рядом – на него как будто повеяло легким ветерком. Трентон не определился – открывать ему глаза или нет.

«Не уходи, не уходи!» – лихорадочно думал он. Но ему было очень страшно, даже пальцы онемели.

Может, она пришла, чтобы забрать его с собой? В памяти снова всплыл период после аварии – в больнице по ночам к нему как будто прикасались чьи-то легкие полупрозрачные руки.

– Ты спишь? – прошелестел ее голос как ветер в кроне дерева.

– Нет, – ответил Трентон и заставил себя открыть глаза.

Он старался не закричать. Или, может, хотел закричать, но просто не мог. Желание было очень сильным, оно сдавливало ему грудь и горло, но он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и не издал ни звука.

Однажды в седьмом классе Трентон играл в баскетбол с жуткой головной болью. Он стоял, пошатываясь, и видел странные черные дыры в груди у других мальчиков, те же дыры были в полу, на потолке и просто в воздухе – огромные темные водовороты. Трентон пропустил штрафной перед тем, как его стошнило прямо посреди спортзала. Ничего хуже он в жизни не видел.

А теперь он видел эти дыры в ней: она была вроде бы и рядом с ним, а вроде бы и где-то еще – такая иллюзия создавалась за счет этих странных черных пятен, которые двигались, крутились и поглощали то часть ее щеки, то плеча, то локтя, то груди, то ноги. Чем больше Трентон на нее смотрел, тем хуже ему становилось, снова начала накатывать тошнота и головокружение. И еще чувство какой-то странной дезориентации в пространстве, как будто он долго смотрел на солнце, а потом резко зашел в темную комнату, пытаясь различить знакомые очертания мебели и прочих предметов.