Исцеление смертью - Джеймс Дэшнер Страница 35

— Держи его! — послышался вопль Бренды.

Томас увидел чьи-то руки, почувствовал, как они вцепились ему в предплечья. Ещё кто-то ухватил его за волосы и дёрнул назад. Томас вскрикнул от боли, но ножа не выпустил и слепо полосовал им направо и налево. К его облегчению, Хорхе и Минхо вместе оттащили его от врача. Томас грохнулся на спину и выронил оружие — кто-то отшвырнул его ногой, и нож со стуком отлетел в дальний угол кухни.

— Я не позволю сделать это!

Томас ненавидел себя, но предпринять ничего не мог — он не владел собой. Его тело яростно сопротивлялось и пыталось высвободиться из хватки друзей.

— Заткнись! — проорал Минхо прямо ему в лицо. — Чувак, ты совсем псих! Это они делают из тебя психа!

Томас отчаянно старался сказать другу, что тот прав, что сакраментальная фраза исходит не от него, но...

Минхо обернулся к Хансу и крикнул:

— Уберите эту хрень у него из башки!

— Не-ет! — вопил Томас. — Нет!

Он бился, рвался и выворачивался из их рук, сопротивляясь с утроенной яростью, но одолеть четверых было ему не под силу. Они повисли на нём всем скопом, оторвали от пола, вытащили из кухни и поволокли по короткому коридору, а он всё это время не переставал сопротивляться — орал, извивался, брыкался так, что посбивал на пол несколько картинок в рамках, украшавших стенки коридора. К общему гвалту добавился звон бьющегося стекла.

У Томаса больше не осталось сил сопротивляться бушующей в нём чужой воле; его тело продолжало бороться, он беспрерывно кричал — кричал все те слова, которые вкладывал ему в уста ПОРОК. Он сдался.

— Сюда! — загремел Ханс, перекрывая вопли Томаса.

Они оказались в маленькой лаборатории с двумя столами, на которых блестели инструменты, и одной кроватью. Над голым матрасом раскачивалась свисающая с потолка маска — грубое подобие тех, что они видели в ПОРОКе.

— Давайте его на койку! — крикнул Ханс. Они швырнули Томаса спиной на матрас. Юноша по-прежнему пытался освободиться. — Эй, кто-нибудь, придержите ему эту ногу! Сейчас вкачу ему, чтобы вырубился!

Минхо, державший Томаса за другую ногу, внял призыву Ханса и всем телом налёг на обе ноги друга, прижав их к койке. Томасу тут же пришла на ум картина: они с Ньютом там, в Приюте, придавливают к кровати очнувшегося после Превращения Алби...

Послышался стук и лязг — это Ханс шумно рылся в шкафу. Вскоре врач вернулся к своему пациенту.

— Держите его, чтобы хоть пару секунд тихо полежал!

Но не тут-то было: Томас взорвался в последнем, неистовом выбросе энергии, заорал во всю мощь своих лёгких, вырвал одну руку — ту, что удерживала Бренда — и с размаху всадил кулак в физиономию Хорхе.

— Прекрати! — завопила Бренда.

Томаса снова выгнуло дугой.

— Я... не позволю... сделать это! — Такой злобы и жажды высвободиться он ещё в жизни никогда не испытывал.

— Да держите же его, чёрт вас дери! — закричал Ханс.

Каким-то невероятным образом Бренде удалось схватить свободную руку Томаса, и притиснуть к матрасу, навалившись на неё всем своим весом.

Так странно, думал Томас, — сопротивляться чему-то с таким бешенством и одновременно страстно желать, чтобы оно поскорее совершилось...

Что-то кольнуло его в ногу.

Когда его тело утихомирилось и тьма начала заволакивать сознание, он, наконец, обрёл контроль над собой. В самую последнюю секунду он произнёс: «Ух, как я ненавижу этих долбоё...» — и отключился.

Оглушённому наркотическим дурманом Томасу приснился сон.

* * *

Ему пятнадцать. Он сидит на кровати, полутьму в комнате слегка рассеивает неяркий янтарный свет настольной лампы. Он видит Терезу — та подтянула к кровати стул и уселась совсем близко к Томасу. На её лице — гримаса страдания.

— Мы должны были это сделать, — тихо говорит она.

Томас здесь и одновременно не здесь. Он не помнит подробностей того, что случилось, но у него такое ощущение, будто всё внутри него сгнило и разложилось. Они с Терезой сделали что-то невиданно чудовищное, но во сне ему никак не удаётся понять, что же это. Какая-то непередаваемо страшная вещь, не становящаяся менее отвратительной оттого, что совершить её им приказали те самые люди, против которых и было направлено это ужасное деяние.

— Мы должны были это сделать, — твердит она.

— Знаю, — отвечает Томас, голос его звучит глухо и мертво.

В сознании возникает слово «зачистка». Стена, отделяющая Томаса от его памяти, на мгновение исчезает, и по ту сторону мерзким призраком встаёт факт совершённого злодейства.

Снова раздаётся голос Терезы:

— Они сами этого хотели, Томас. Лучше умереть, чем провести годы, всё больше теряя человеческий облик. Их больше нет. У нас не было выбора, и менее жестокого способа убрать их тоже не было. Сделанного не воротишь. Надо набрать новых людей и начать тренировать их. Мы слишком далеко зашли, чтобы вот так запросто всё бросить.

На краткий миг в Томасе поднимается волна злобы по отношению к ней, но тут же стихает. Он понимает: Тереза старается быть сильной.

— Всё так, но это не значит, что я должен прыгать от радости.

Он ненавидит то, что сделал. И ещё больше ненавидит себя самого.

Тереза кивает, но ничего не говорит.

Спящий Томас пытается исследовать мозг своего более раннего «я», найти недостающие фрагменты воспоминаний. Изначальные Создатели, заражённые Вспышкой, теперь мертвы — «зачищены». На их место претендует неисчислимое множество добровольцев. Уже больше года одновременно идут два Испытания в Лабиринтах, и с каждым днём у них всё больше важных результатов и материала для исследований. Медленно, но верно они приближаются к созданию вожделенного чертежа. И тренируют замену...

Вот пока и всё, что ему удаётся вспомнить. Томас решает так всё и оставить. Прошлого не вернуть. Надо думать о будущем.

И он снова погружается в тёмное забытьё.

* * *

Томас очнулся, как будто с похмелья — тупо болела голова. Сновидение, хотя и слегка поблекшее и потерявшее подробности, всё ещё пульсировало у него в мозгу. Надо сказать, он узнал достаточно. Они с Терезой произвели «зачистку», заменив первоначальных Создателей на других, которых выбрали сами. Весь прежний штаб в полном составе заболел Вспышкой, и у Томаса с Терезой не было выбора — ведь они остались единственными, у кого имелся иммунитет.

Он поклялся, что больше никогда не станет об этом вспоминать.

На стуле рядом с койкой крепко спал Минхо. Голова его то опускалась, то поднималась в такт звонкому храпу.

— Минхо, — прошептал Томас. — Эй, Минхо. Проснись!