Орден Сталина - Алла Белолипецкая Страница 35

В МГУ пришли два запроса с Лубянки: студенты Скрябин и Кедров вызывались для прохождения летней практики в НКВД СССР. На университетское руководство это произвело впечатление: первокурсникам обычно предлагалось практиковаться в народных судах и районных отделениях милиции.

Отец глянул на Николая с сомнением.

– Неужто тебе не интересно?.. – начал было он, а затем умолк на полуслове, посмотрел на своего отпрыска испытующе и только покачал головой.

– Лучше скажи мне, – проговорил Николай, – удалось ли что-нибудь узнать о другом?

– А, о девочке – Коровиной Тане? Представь себе, это оказалось труднее, чем я думал. Ты же просил навести справки негласно. Так вот, примерно двадцать разных людей мне сообщили: она погибла вместе с родителями. И если бы ты не заверил меня, что самолично ее спас, я бы им, пожалуй, поверил. Но, в конце концов, истина выплыла наружу. Пару дней назад я через десятые руки получил сведения, что в Морозовскую детскую больницу, в ожоговое отделение, восемнадцатого мая была доставлена девочка примерно пяти лет, по описанию – точь-в-точь твоя крестница. В регистрационный журнал ее не записали, зато поместили в специальный бокс и уход за ней обеспечили отменный. Так что она идет на поправку.

– А навещает ее кто-нибудь?

– Представь себе, да. Сейчас скажу – кто. – И Колин отец полез в нагрудный карман рубашки за листком бумаги – но полез как-то нарочито, словно в действительности не нуждался ни в каких вспомогательных записках.

«Неужто к ней пустили бабушку?» – успел подумать Николай. Но всё оказалось не так.

– Это ее родственник, – проговорил сановный дачник, вытащив из кармана шпаргалку, – дядя, кажется. Он – не последний человек на Лубянке. Григорием Ильичом его зовут, а фамилия его – Семенов.

– Дядя… – шепотом повторил за ним Коля.

Лицо его побелело и исказились, но не от злобы, нет: на миг оно сделалось лицом маленького мальчика, лет шести с половиной на вид.

Звонок в дверь раздался в половине второго дня 27 июня 1923 года, когда юная нянька только-только закончила кормить шестилетнего Колю обедом. Сквозь пурпурные атласные шторы, которыми завешены были выходившие на южную сторону окна, пробивался приглушенный, струящийся зноем свет. Половина мебели белела полотняными чехлами: хозяйка с внуком на следующий день должны были выехать на дачу. Их домработница уже отправилась туда – приготовить всё к их приезду, и забрала с собой Вальмона. Вероника же Александровна перед отъездом наносила визит аптекарю, жившему на другом конце города; тот исполнял для неё какие-то особые заказы. Так что в четырехкомнатной ленинградской квартире на Каменноостровском проспекте в этот час не было никого, кроме Коли и его няни.

Квартира эта, располагавшаяся в последнем, пятом этаже бывшего доходного дома, имела два выхода: на парадную лестницу и на черную. Трель звонка доносилась со стороны парадной двери, к которой – с некоторой неуверенностью – и направилась Колина няня, семнадцатилетняя Настя: симпатичная русоволосая девушка с карими глазами и румяным круглым лицом. Она привыкла к тому, что в отсутствие хозяйки, Вероники Александровны, никто к ним в гости не захаживает.

Коля, уже устроившийся на диване в гостиной с «Островом доктора Моро» Герберта Уэллса, отложил книгу и прислушался.

– Кто там? – спросила Настя, стоя на некотором отдалении от двери, даже не притрагиваясь к щеколде.

И мальчик услышал, как бесцеремонный мужской голос ответил из-за двери: «Открывай, гэ-пэ-у».

Что означает это сочетание звуков – Коля знал очень хорошо, хотя и не имел представления о том, что в 1923 году Государственным политическим управлением именовалось некое лубянское ведомство. «ГПУ – просто шайка бандитов», – сказала как-то в разговоре с одной из своих знакомых Колина бабушка. Мальчик это определение тотчас запомнил, а потому крикнул теперь Насте:

– Не отпирай дверь! – И, вскочив с дивана, выбежал в прихожую: остановить свою няньку, если та вдруг решит его не послушать.

Девушка, однако, и сама не жаждала впускать визитеров. Побелев лицом, она прошептала почему-то: «Так вот в чем дело…», а потом обернулась к Коле и кивком головы указала ему на дверь черного хода. Мальчик мгновенно ее понял и побежал к двери на черную лестницу.

Вернее – ему показалось, что он побежал. Ноги мальчика вдруг одеревенели, словно он три часа провел на морозе без валенок, а выступивший на его лбу пот сделался ледяным. Удивленный, но пока еще не испуганный, Коля повернулся к няньке – и увидел, что изо рта у Насти при каждом ее выдохе (а дышала она часто) вырывается пар.

А затем повторно раздалась фраза: открывай, ГПУ; только теперь она звучала тягуче, с завыванием, и в чрезвычайно низком регистре. Как будто граммофонную пластинку проигрывали на замедленных оборотах.

Настя – тяжело, словно шла по пояс в снегу, – двинулась ко входной двери. «Не надо!» – собрался крикнуть ей Коля. Но, во-первых, его язык заледенел, как и всё его тело, а, во-вторых, застывший в Настиных глазах ужас, ясно показывал: она и сама понимает, что не надо, но вот идет же открывать! Коля – тоже в замедленном темпе, увязая в том же самом сугробе, – побрел к девушке и почти успел: повис на одной ее руке. Однако другой рукой Настя в этот же миг повернула ключ в замке.

В прихожую тотчас ввалились двое здоровенных мужиков в штатском, и один из них прямиком направился к двери черного хода. Коля понял, что им с Настей ни при каком раскладе было не спастись: через эту дверь внутрь вошли еще двое бандитов, эти – уже в форме ГПУ.

Между тем прихожая просторной квартиры разморозилась, вновь стала жаркой, даже душной. Колина няня набрала полную грудь воздуха и закричала: «Помо…», но возглас ее оборвался на полуслове. Девушка увидела, как в висок Коле, который всё еще держал ее за руку, уперлось черное, маслянисто поблескивающее дуло. Державший наган мужчина произнес – почти равнодушно:

– Молчи, сука, а не то разнесу мальчишке голову.

Впрочем, если б юная нянька и успела позвать на помощь, вряд ли от этого была бы польза. В середине дня коммунальные жильцы, заселившие бывший доходный дом, почти все были на работе, а те, которые не были, наверняка не услышали бы криков сквозь толстые стены старинной постройки.

Повернув голову, Настя как-то странно глянула на сотрудника ГПУ, который вошел в квартиру первым – и не направился к черному ходу, а остался возле парадной двери и тщательно запер ее. Коля подумал, что его бабушка назвала бы этого мужчину представительным. Был он высок ростом, широк в плечах и вообще крепок сложением, с идеально гладким надменным лицом, с густыми белокурыми волосами, зачесанными со лба назад. Единственным, что портило его внешность, были глаза: они были слишком близко посажены и глядели без всякого выражения; даже направление их взгляда было невозможно проследить, словно рослый чекист не мог видеть ничего, кроме кончика своего носа.