Жнецы страданий - Екатерина Казакова Страница 35

– Хватит уже козлом вокруг нее прыгать! – не выдержала колдунья. – Зови Майрико и воды из мыльни принеси.

Мужчина вышел, обеспокоенно посмотрев на приготовления колдуньи. Та рвала холстину на тряпки и думала о чем-то своем. Лишь по ожесточившемуся лицу можно было понять, что думы эти – ой какие безрадостные.

Когда дверь за целителем закрылась, Бьерга отложила тканину и подошла к девушке. Смуглая рука скользнула по животу послушницы, даря утешительную ласку.

– Эх ты, дуреха, – горько прошептала женщина. – Сколько ни учи вас, одна беда – никакого толку.

Обережница вздохнула. А через некоторое время дверь покоя снова распахнулась, и на пороге появилась бледная, с вытянувшимся лицом Майрико. В одной руке она держала деревянное ведро, до краев полное холодной воды, а в другой – холщовый мешок с травами. Впрочем, верстовым столбом стояла она недолго, потому что получила ощутимый тычок между лопаток и вошла внутрь, пропуская идущего следом мрачного, словно Ходящий в Ночи, Ихтора. Тот бухнул на пол бадью с кипятком и выжидательно уставился на хозяйку комнатушки.

– Ну и кто говорил мне, что эта не наблудит? – зашипела старшая наставница.

– Что-о-о? – опешила целительница.

– Ты мне бревном не прикидывайся! Вроде не старая еще – забывать, чего девке между ног суют, чтобы пузо росло. Или думаешь, твоему цветочку ветром надуло? – продолжила гвоздить словами колдунья.

– Она что – непраздная? – помертвела Майрико.

– Она – да. А вот ты, дура, еще какая праздная! Совсем очумела? Ты почто настойку ей не давала, как всем, а? Ополоумела на радостях, ученицу с таким Даром заимев? Где твои глаза были, когда она дите прижила? Ну, говори!

Майрико пятилась от наступающей на нее Бьерги.

– Я им всем настойку даю! – рявкнула целительница, которой надоел несправедливый натиск. – А у этой соплюхи и краски еще толком не наладятся, то есть, то нет! Какая ей настойка? Чтобы кровью изошла? И потом, в прошлом месяце были краски! Я проверяла. И кто ей брюхо нарастил, знать не знаю. Не с собой же мне ее спать укладывать, чтобы от дурости уберечь!

– Убью стервеца! – хрипло подал голос Ихтор.

– За что? Что не ты первый ягодку сорвал? – съязвила Бьерга.

– За то, что она – тут. Без памяти. А этот гаденыш – ни ухом ни рылом! – рявкнул крефф.

– Дурак! – покачала головой наставница колдунов. – Если бы ее против воли потискали, Майрико бы узнала, следы не скроешь. Тут другое. По любви у них все вышло. Сам посмотри.

Мужчина подошел к едва дышащей девушке, провел рукой над животом, и снова от пальцев заструилось едва заметное голубое сияние, оно просачивалось в тонкое тело и пробегало по нему инеистыми огоньками. Целитель замер, чутко прислушиваясь к ведомому только ему. Майрико смотрела пронзительно, подавшись вперед.

Свет, льющийся от пальцев лекаря, наконец рассеялся, и Ихтор мертвым голосом сказал:

– Сын у нее. Права ты, Бьерга, по любви зачали. По большой любви. Хранителями ребенок дареный.

– И что теперь? – холодно спросила наставница Айлиши. – Будем рубашонки детские шить всем креффатом?

– Ныне же начнем, – глухо ответила ей колдунья. – Родит она к зно́еню. А вот дозволить ей это или нет – решать нам.

– Нельзя ей рожать, – покачала головой Майрико.

– Это ты как баба или как крефф говоришь? – сузила глаза Бьерга. – Девка она хоть и болезная, но и не таким выносить помогали.

– Как крефф говорю, – отрезала целительница. – На кой она нам сдалась брюхатая? На девять месяцев Дар заснет, а когда она родит да кормить начнет, вся сила через молоко будет уходить, чтоб ребенок окреп. Да и потом на три-четыре года, почитай, она бесполезна. А там неизвестно, захочет ли на выучку вернуться…

– Не захочет, – подал голос Ихтор. – Дар ее велик, а умом – курица. И свой цыпленок ей дороже чужих будет. Лечить, может, и продолжит, но как знахарка деревенская.

– И не будет у нас креффа… – задумчиво подытожила Бьерга.

Повисла тишина. Обережники приняли решение. И действовать следовало быстро, пока девчонка не очнулась. Знала бы Айлиша, что сейчас решается ее судьба! Но Хранители были милостивы. А может, слишком жестоки. Потому что пелена беспамятства не отпустила рассудок девушки.

– Майрико, – разорвала тяжелую тишину Бьерга. – Давай. Знаю, в твоей котомке все есть. И сонного не забудь. Нечего девке душу бередить. Плод вытравим, и знать ничего не будет.

Целительница кивнула, но в голубых глазах промелькнула неприкрытая грусть. Ихтор глухо отозвался:

– Не дело все ж таки за нее решать. Что, если прознает?

– Не прознает, если ты язык за зубами держать будешь, – огрызнулась колдунья. – Не рви душу! Да, подлость творим. Ну так не впервой ведь. Сам знаешь, отринет она Дар. Как талый снег в землю уходит, так и она уйдет в материнство. А нам крефф-целитель нужен! Вон, к Нэду сегодня утром опять из города приехали, Осененного просят. Где он им его возьмет, если наши выучи будут у люлек сидеть да носки вязать? Тебя отправит? А детей учить кто будет? Майрико с Рустой? А когда ты загнешься, и снова за обережником пришлют? Эту дурищу с младенцем на руках к ним отправишь? Головой-то думай.

– Я думаю! Но если прознает?

– Не прознает! – отрезала Бьерга. – Я живых не могу зачаровывать, а ты вот сейчас все умения приложишь, чтобы ничего у ней в памяти не осталось.

– Вы ж сами бабы, – изумился Ихтор. – Должны понимать – с ее Даром, как ни зачаруй, вспомнить может. А когда вспомнит…

– Когда вспомнит и если вспомнит, тогда и решать будем, – глухо сказала Бьерга. – Вот, носились с ней, берегли. А гляди, как обернулось все. Пора и ей взрослеть да в ум входить. Не то время сейчас, чтобы сопли подтирать. Ходящих с каждым днем все больше. Еще лет десять назад я бы сама к Нэду пошла и потребовала дуреху эту отпустить. И он отпустил бы да еще бы молельника приволок, чтоб по-людски все. А теперь иначе. Гляди, Глава прознает – не только послушников сечь заставит, но и вас троих: и тебя, и Русту, и Майрико. А, может, и дурищу эту, чтобы без всякого колдовства скинула.

Мужчина покачал головой, но спорить больше не стал. Тем временем Майрико достала из своего мешка две склянки.

– Это чтобы скинула, – поставила она одну на сундук у кровати. – А это чтобы заспала все. – Второй пузырек утвердился рядом с первым.

Бьерга кивнула Ихтору, отдавая молчаливый приказ. Обережник подошел к ложнице и провел над головой девушки рукой. От ладони полилось мертвенное сияние, просочилось под кожу, под сомкнутые веки юной целительницы.

Миг, другой – и Айлиша будто окаменела. Не билась жилка на шее, не трепетали ресницы, не вздымалась грудь. Казалась спящая мертвой.

– Зачаровал на славу, – проворчала колдунья. – Как теперь ее поить-то?