Давно забытая планета. Дракон замка Конгов - Павел Шумил Страница 36

Разгорелся спор. Пока спорили, Сандра сбегала домой, отнесла меч и ножи, постанывая от тяжести, принесла четырехведерный бочонок вина из подвала и ковшик. Спор быстро закончился в пользу Сандры, так как взгляды устремились на бочонок. Пустили ковш по кругу.

— С тебя Скар за этот бочонок голову снимет, — шепнул ей на ухо Умник.

— Снимет. И за бочонок, и за лошака, и за все остальное, — согласилась девушка. — Ой, боюсь…

— А много за тобой грехов накопилось?

Сандра полоснула ребром ладони по шее и доверчиво улыбнулась.

Гулянка пошла по накатанной программе. Кто–то принес кружки, копченое мясо, соленые овощи непонятного вида, но вкусные и возбуждающие жажду. Потом появился второй бочонок. Сандра рассказывала анекдоты, мужики пели и пили. Девушка тоже подставляла свою кружку наравне со всеми и выливала вино на землю, если это удавалось сделать незаметно. Удавалось редко. Голоса гудели, уже никто никого не слушал, но всем было интересно и весело.

Гуляю по берегу речки с одним из членов комиссии. Приблизительно по тому месту, где познакомился с Кенти. Дорожки нет. Здесь поляну окаймляет лес с подлеском, там — ухоженный английский парк. Но что поразительно — скамеечка у воды на том же самом месте. Есть на свете вещи, которым не страшны ни годы, ни пространства.

— Что за мелодию вы напеваете?

— Третий концерт Дебюсси, — машинально отвечаю я, потом задумываюсь. А может, и не третий. Может, и не Дебюсси.

— Сэр Джафар — так можно вас называть?

— Да–да, конечно. — Какие манеры, какой тон. Мысленно примеряю на себя фрак, белую манишку и галстук–бабочку.

— Сэр Джафар, скажите, сколько вам лет?

— Вы, видимо, знакомы с моим досье.

— Да, но в нем есть пробелы. Ничего не известно почти о двадцати годах вашей жизни. Я имею в виду ваши первые годы жизни как дракона.

— Мне тоже о них ничего не известно. Иногда, под утро бродят какие–то отрывочные воспоминания. О джунглях на океанском берегу, белоснежных горных вершинах. Ничего не могу отчетливо вспомнить. И не пытаюсь. Скорее, наоборот. Так что отчетливо помню только 45 лет своего существования. Это и человеческие годы, и драконьи.

— Понимаю. Вы являетесь главой специальной экспедиции по изучению планеты Сэконд, куда эмигрировали наши предки.

Ага, начинаются вопросы с подковыками. Политику отдаю, как договаривались, Анне.

— Номинально, чисто номинально. Мои интересы — академические. Единая теория пространства–времени. Лет десять–пятнадцать интенсивной работы, и я выведу наши знания о мире на принципиально новый уровень. В ближайшее время собираюсь начать строительство лаборатории в дальнем космосе. Понимаете, эти эксперименты не всегда безопасны…

— Да, я в курсе. Но мне кажется, вы уходите от ответа.

Прогоняю через себя быструю волну полярных эмоций. Спектакль должен быть интересен для зрителя. И должен оставлять место для фантазии.

— Видите–ли, есть еще одна причина. Я неудачник. Случайно застрял в вашем мире, допустил множество ошибок, попал под удар электротока, потерял память, приобрел дурную манеру транслировать в эфир эмоции. Я бы не хотел, чтоб мои ошибки отражались на судьбе экспедиции.

— Но одиннадцать лет назад вы совершили настоящую революцию на нашей планете. Изменили политический курс.

Внимание! осторожно! Напускаю на себя стыдливость.

— Не надо приписывать мне чужие заслуги. Я когда–то интересовался вашей историей. Программу форсированного развития вы разработали за много веков до моего появления. Исторический момент назрел. (Враки. Расчеты Коры говорят о другом.) Нужен был только слабый толчок. (Ха. Ха–ха.) Катализатор. Им стала Анна. Меня в тот момент интересовали совсем другие вопросы — кто я, откуда, что делаю в вашем мире.

— Но магистром она стала благодаря вашей поддержке.

— Не буду скромничать. Да, это я вытолкал ее в магистры. Можно сказать, силой. Но преследовал при этом сугубо эгоистические цели — прекратить охоту на дракона, которую затеял предыдущий магистр. Политический курс церкви меня тогда мало интересовал.

— А сейчас?

— Не обижайтесь, но сейчас — еще меньше. Поворот произошел, процесс развивается в нужном направлении. Назад пути нет. (Хотел бы, чтоб так было на самом деле.) Такой ход событий меня устраивает и больше не интересует.

— Огромное спасибо за то, что уделили мне время для беседы. Вы совершенно по–новому осветили некоторые вопросы.

Тут он вынимает из кармана диктофон, демонстративно выключает и машет кому–то рукой. Оглядываюсь. К нам спешит Анна. Целует мужчину, забирает диктофон, прослушивает запись.

— Великолепно, Мастер. Ты неподражаем! Сама готова поверить, что все так и было. Матфей, ты сможешь переправить эту запись стабилистам?

— Нет ничего проще. Я живу в одной комнате с Луко Феррачи. Сегодня вечером при нем прослушаю и застенографирую запись. Если заинтересуется, дам прослушать ему. А утром и диктофон и стенограмму оставлю на тумбочке. Он итальянец, а итальянцы любопытны. В крайнем случае пустим запись как официальный документ комиссии.

Оказывается, это и есть тот самый Матфей. Анна могла бы меня предупредить. Впрочем, тогда я бы не осторожничал в беседе, не получилось бы этой записи. Слушаю их разговор с Анной, и понимаю, что назрел очередной политический кризис. Придется отложить исследования до лучших времен и заняться политикой. Опять изучать новую дисциплину. Господи, кончится это когда–нибудь, или нет?

Солнце стояло высоко. Сандра приподняла голову и застонала.

Лучше бы меня вчера наказали, — подумала она и села, прислонившись к стенке. Голова раскалывалась. Болела оцарапанная спина, болела правая ягодица, отбитая при падении с лошади, болело все остальное. — Хорошо, что меня мама не видит. Стыд–то какой — на полу спать.

Рядом с ножкой кровати стояла глиняная кружка. Сандра заглянула в нее и допила содержимое. На дворе мычала недоеная корова. Хромая и постанывая, девушка занялась хозяйством. Подоила корову, открыла ворота, выпустила во двор. Лошак, убежавший вчера, щипал траву у забора. Сандра прижалась лбом к его теплой шее, погладила, взяла ведра, пошла за водой.

У колодца мужчины поили лошаков. Кто–то рассказывал:

— А внутренний голос и говорит: — Убей вождя! — Убил! — Ну теперь, ты как хочешь, а я сматываюсь!

Девушка слабо улыбнулась.

— А, Санди! Я твои истории рассказываю! Мужики, пропустите! Это она вчера завров повернула. Как голова? Болит?

Девушка поставила ведра на скамейку, скорчила гримассу и вяло махнула рукой, пытаясь вспомнить, как же зовут эту небритую личность. Кто–то налил ей воды. Повинуясь внезапному порыву, она сунула голову в ведро, насколько хватило дыхания, шумно отфыркалась, мотая волосами, остатки вылила за шиворот.