Семь диких сестер - Чарльз де Линт Страница 36

– Надо идти, – напомнила она. – Мама уже должна вернуться. Она, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Я согласно кивнула и уже хотела было последовать за старшей сестрой, но тут Элси вытянула с самого дна сундука еще несколько работ.

– А вот и они, – присвистнула она.

– Эти картины тоже – как ты говорила – этюды? – осведомилась Рут.

– Предполагалось, что это этюды, как и те, другие, что рисовала тетушка Лилиан. Но наверное, их можно назвать и картинами.

Картин было три, и я сразу заметила, что их создала другая рука.

На первой был водопад – то место, где наш ручей внезапно каскадом низвергается вниз и там возвращается в привычное спокойное русло. На второй картине художник изобразил обветшалый заброшенный дом на краю лощины – крыша покосилась, стены провалились внутрь. Третья картина могла быть написана с любого пейзажа в нашем лесу, но мне сразу подумалось, что это где-то ниже по ручью, – оттуда как раз видны вот такие склоны с дремучими чащами, где растут желтые березы, буки и канадские ели и солнечные стрелы пробиваются сквозь густой покров листьев и ветвей.

Я не очень-то разбираюсь в искусстве, но картины мне сразу очень понравились. Их рисовали немножко небрежно – без тонких деталей, – но места были узнаваемы, и у художника получилось передать их красоту. Не лучше, чем у тетушки Лилиан, – просто по-другому. Но Элси пришла в такое возбуждение, в каком я ее давно не видела.

– Это же работы Майло Джонсона, – изумленно произнесла она.

– Еще один великий художник, – вспомнила Эйди. – Один из тех двух парней, что пропали без вести в этих лесах в двадцатые годы или около того. Ты мне рассказывала.

Элси кивнула:

– И теперь мы знаем, где они.

Некоторое время мы молчали. Просто сидели вокруг сундука и размышляли обо всем, что с нами случилось за этот день.

– Как насчет возвращения в Тот Мир? Кого-нибудь тянет туда как магнитом? – строго спросила я.

Эйди и старшие близнецы сразу замотали головой. Младшим идея как будто показалась заманчивой, но это и понятно: очень уж им понравилось резвиться с Папашкой. И только у Элси появилось на лице мечтательное выражение, которое не на шутку меня встревожило.

– Обещай, что не попытаешься вернуться, – сказала я.

Элси моргнула, потом посмотрела на меня:

– Не знаю. Там все кажется настолько больше, чем здесь. Вся эта история с враждой фейри, конечно, просто ужасная… Но появись у меня шанс вернуться, я бы попробовала.

– Тогда обещай, что сначала посоветуешься со мной.

Она посмотрела мне в глаза и медленно кивнула:

– Хорошо, обещаю.

– Нам уже давно пора идти, – снова напомнила Эйди.

Мы аккуратно сложили все рисунки в сундук; только один альбом, где были изображения разных растений и всякого такого с подписями, я взяла с собой. Положила его в тот же рюкзак, в котором Эйди принесла гостинцы для тетушки Лилиан. А потом я заперла дверь ее дома – нет, это ведь уже был мой дом, – и мы отправились прямиком на нашу ферму. Только один раз по пути мы остановились – подобрать музыкальные футляры Лорел и Бесс.

Грейс и Рут сначала разыграли святую невинность, но вывести их на чистую воду труда не составило: мы быстро разобрались, кто подсунул камни вместо инструментов. В любое другое время не миновать бы им хорошей взбучки от старших сестер. Но в тот день слишком уж близки мы были к смерти, а когда такое случается, начинаешь смотреть на все по-другому, уж поверьте на слово.

Мама готова была метать громы и молнии. По крайней мере, об этом говорил ее взгляд, когда мы гуськом вышли из леса и потянулись через пастбище к дому. Она даже не обратила внимания на радостное приветствие Корни. Просто стояла и ждала, пока мы приблизимся, уперев руки в бока.

– Главное, помните, – наставляла нас Эйди, – мы просто забыли о времени. Пусть мама придумывает для нас любое наказание – мы все примем. И ни слова ни о каких фейри, волшебных мирах и прочем. Иначе каждой достанется на орехи.

Все согласились, хотя никому не нравилось, что придется врать маме. Да еще столько врать. К тому же нам предстояло объяснить исчезновение тетушки Лилиан и переход всего ее имущества ко мне.

Согласиться-то мы согласились. Но слова – это одно, а дело – совсем другое. Слишком уж много было впечатлений, чтобы Рут и Грейс сумели удержать их в себе.

– Мама! Мама! – завопила Грейс, со всех ног кидаясь к ней. – Ты даже не представляешь, что с нами произошло!..

Я колола дрова на зиму и складывала их в поленницу под навесом, когда Корни вдруг разразился предупреждающим лаем. Оставив топор, я повернулась посмотреть, что его встревожило. Это могло быть что угодно: ворона, залетевшая в кукурузу, или осмелевший сурок, от нахальства выпрыгивающий из штанов. Если допустить, что сурки вообще носят штаны.

Сначала я ничего не заметила. А потом из-за деревьев на дальнем краю леса появился парень. Словно возник из воздуха – так легко и уверенно он двигался. Я даже забеспокоилась: а вдруг мне опять грозят какие-то дела с фейри. Но он приблизился, и стало понятно, что это смертный. По крайней мере, выглядел он как смертный, правда, очень симпатичный – красивее всех парней, которых мне доводилось видеть в округе.

На нем были походные ботинки, джинсы и слишком большая куртка из оленьей кожи поверх белой футболки. В руках он держал топор. Из-под повернутой козырьком назад бейсболки торчали черные как вороново крыло волосы. Широкоскулое лицо слегка отливало медью. «Он, наверное, из резервации», – догадалась я. Даже под этой огромной курткой было видно: он не только стройный, но еще и сильный.

– Привет! – просто сказал он. – А Лили здесь?

Во рту у меня отчего-то пересохло, и я не смогла вымолвить ни слова. Только помотала головой.

Он улыбнулся:

– Смотрю, ты делаешь мою работу?

– Твою… работу? – с трудом выдавила я.

– Заготавливаешь дрова на зиму.

Незнакомец вытянул руку, чтобы Корни мог ее обнюхать, нагнулся и взъерошил псу шерсть. Выпрямившись, он подошел и протянул руку мне – для рукопожатия, конечно, а не для обнюхивания.

– Я Оливер, – представился он. – Оливер Крик.