Отравленный трон - Селин Кирнан Страница 37

— Перестань говорить, как крестьянин! Ты не умоляешь! Ты никогда не должен умолять! Ты наследник трона!

— Солнце так ослепило Ваше Величество, — прорычал Рази, оскалив зубы и брызжа слюной, яростно вырываясь из захвата стражи, — что король перепутал и принял меня за моего брата!

Отец и сын стояли друг напротив друга, как волки, оспаривающие территорию. Потом постепенно в выражении лица Джонатона что-то добавилось — более темное, чем ярость. Он по-другому взглянул на Рази: оценивающе, вверх-вниз. Винтер не понравился этот новый взгляд — отстраненный и расчетливый, гнев отступил перед точной оценкой все еще охваченного неистовством сына.

На земле под деревом Кристофер пробормотал что-то по-мерронски и завалился на бок. Король глянул на него и кивнул стражникам.

— Уведите его, — сказал мимоходом. — Пусть познакомится с пыточным стулом, а оставшиеся в живых следователи выжмут из него все.

Винтер закричала в панике и попыталась пробиться к Рази, но тот не отреагировал. Юноша стоял напряженный, глядя на отца; грудь его вздымалась и опадала от частого, поверхностного дыхания.

Двое солдат подхватили Кристофера, который болтался между ними, как тряпка. Он снова пробормотал по-мерронски: «Из мисэ… феар саор». Попытался поднять голову, но не смог, так что лица не было видно за всклокоченными, окровавленными волосами.

Джонатон медленно повернул голову и встретился взглядом с Рази. Винтер увидела тайный триумф на лице короля, и ее сердце замерло.

— Ну, мальчик? — спросил Джонатон.

— Я не буду носить пурпур, — очень тихо ответил Рази.

— Нет, будешь, — сказал король. — Будешь сидеть, где приказано, не протестуя. Будешь есть каждое блюдо. И ты будешь носить пурпур!

Рази затряс головой, расстроенный и отчаявшийся.

— Я не буду носить пурпур, — снова прошептал он, сверкнув глазами.

Кристофер прилагал усилия, пытаясь идти самостоятельно. Он уже держал голову по нескольку секунд, пытался перебирать ногами, слабо сопротивляясь державшим его солдатам.

— Девочка… — невнятно произнес Кристофер, и глаза Винтер наполнились слезами, когда она поняла, что он обращается к ней.

— Я здесь, Кристофер, — сказала она. — Все в порядке!

Он снова приподнял голову, уставившись сквозь спутанные слипшиеся волосы, не видя ничего.

— Разз… — Голова безвольно упала, он застонал.

— Уберите его, — приказал Джонатон, не спуская глаз с лица Рази.

Стражники приподняли Кристофера.

— Ты пойдешь в тюрьму, приятель! — прошептал один из них на ухо пленнику. Кристофер закатил глаза, и Винтер поняла, что до него дошло в какой-то мере, что это значит. Стражник это тоже почувствовал и осклабился от удовольствия. И снова зашептал:

— Скоро познакомишься со стулом!

Кристофер издал хриплый, испуганный крик и начал биться в руках двух здоровяков. Они засмеялись и потащили его вниз по склону.

— Нет! — запричитала Винтер. — Рази! О нет!

Но Рази в упор смотрел на отца, который оскалился безжалостной улыбкой победителя.

— Ты придешь на пир сегодня вечером… и на все другие пиры, — спокойно сказал Джонатон.

Рази склонил голову.

— Будешь есть при каждой перемене блюд.

Рази закрыл глаза.

— Наденешь пурпур, как подобает наследнику трона.

Рази прошептал:

— Да.

Крики Кристофера исчезали вдали, так что всхлипывания Винтер звучали в тишине резко и громко. Джонатон потер руки:

— Прекрасно. Хадриец побудет в тюрьме сегодня. Если сдержишь слово, завтра его выпустят невредимым.

— Хотя бы передайте, что стул ему не грозит, — попросил Рази, поднимая безнадежный взгляд на короля. — Хотя бы это.

Но Джонатон просто улыбнулся, и Винтер поняла, что он ни за что этого не сделает. Король вдруг потрепал сына по плечу с нежностью, необъяснимой при данных обстоятельствах. Губы Рази дрожали, веки трепетали от подавляемой ярости.

— Ты узнаешь, сынок, что друзья — это роскошь, которую не может себе позволить король. Твой единственный долг, единственная забота — благо государства. А все остальное — все! — вторично. Даже ты сам.

Рази стряхнул руку отца и отвернулся. Джонатон переключил внимание на Винтер, которая смотрела вслед Кристоферу, прижав ладони ко рту и заливаясь слезами.

— Леди-протектор Мурхок, — сказал король жестко. — Возвращайся к своей работе и не вмешивайся больше!

Винтер подняла на него взгляд, застыв на месте. Он, впрочем, не ждал от нее ответа и махнул охранникам, собираясь уходить.

— Отведите Его Высочество принца Рази в его комнаты. Он устал и желает отдохнуть. Он не собирается никуда выходить до ужина. Арестуйте вдову Юзефа Маркоса и его отца и доставьте их в тюрьму.

И Джонатон пошел вниз по холму, оставив Винтер и Рази возле мертвого тела, в кольце закованных в черную броню солдат с каменными лицами. Крики Кристофера еще витали в воздухе.

Лоркан, наверное, услышал плач Винтер на лестнице, потому что вышел из дверей библиотеки как раз тогда, когда девушка бежала по облицованному черно-белой плиткой коридору. Он выскочил, тревожно оглядываясь, а увидев ее, резко замер. Винтер кинулась отцу в объятия, захлебываясь от слез и невнятно пытаясь что-то сказать. Она была настолько расстроена, испугана и не похожа на себя, что Лоркан просто прижал дочь к себе покрепче, так что его сердце дико колотилось под ее ухом. Он завел Винтер в библиотеку и захлопнул дверь. Она все еще не могла себя унять, так что слезы обильно увлажнили его рубашку на груди.

Надо перестать плакать, надо успокоиться — Винтер знала это. Она ждала, что отец оттолкнет, встряхнет ее и крикнет: «Соберись!»

Но Лоркан просто обнимал ее, чуть покачивая, и гладил рукой по волосам. Он баюкал ее, как младенца:

— Все хорошо, моя дорогая. Все в порядке, моя маленькая. Ну тише, тише…

Постепенно бушующее море слез иссякло, оставив Винтер на берегу. Она обессиленно обмякла, вцепившись обеими руками в рубашку отца, ноги не слушались, глаза жгло. Всхлипы и икота еще не прошли, но девушка уже восстанавливала самообладание.

Лоркан продолжал крепко обнимать ее, поддерживая.

— Вот так, — сказал он. — Умница.

Винтер прикрыла глаза, наслаждаясь силой и утешением, которое ей дарил отец, которое он всегда будет дарить ей, до самой смерти.

— О, папочка! — внезапно вскрикнула она и снова уткнулась лицом в его грудь. Тихо начала рыдать, но совсем по-другому, чем минуту назад. Этот был безнадежный, потерянный плач разбитого сердца.