Повилика - Катерина Крутова Страница 37

—Ну не набросится же она на меня прямо посреди гостиной полной народа?

Застав Лику у двери ванной, теща цедит сквозь зубы:

—А верный паж караулит под окном, чтобы я не надумала сигануть из окна уборной? Нда, хороша благодарность за все, что я для тебя сделала.

—О, мама, это меньшее, чем я могу отплатить,— максимально мило улыбается Лика и вновь берет Викторию под локоть.

Эти странные танцы продолжаются до вечера, когда в особняке Либаров остается только группа старых приятелей Робера, увлеченных совместными воспоминаниями и пленительными призраками прожитой жизни. Они расположились на диване и в креслах в библиотеке, где еще совсем недавно была спальня профессора. Теперь только въевшийся в интерьер запах лекарств напоминает о последних днях почившего, да забытая на журнальном столике газета датирована днем смерти.

Обнимая нас с Ликой за плечи, Керн нахально лыбится Виктории и шепчет одними губами:

—Паучиха может польститься на этих дряхлых оводов и кузнечиков?— едва заметный кивок на группу пожилых мужчин.

—Конечно нет,— Лика отвечает так же — едва уловимым колебанием воздуха.

—Ни силы, ни молодости. Что с них взять, кроме пары лишних дней да жесткого старого мяса?— поясняет жена, и до меня наконец-то доходит смысл происходящего.

—Ты специально привлек внимание Виктории и принял весь огонь на себя?

—Что такая умница и красавица нашла в этом тугодуме?— Бас шутливо пихает меня локтем в бок, а Лика поясняет:

—На кладбище ситуация вышла из-под контроля, но ты, Влад, отлично спас положение. Происходящее дальше — спектакль, о котором мы с Бастианом по-быстрому сговорились в суматохе похорон. Вокруг было слишком много привлекательных объектов — все эти студенты, официанты, водители… Я поняла, что не услежу за матерью. К счастью, ты нашел бесплатного психоаналитика в лице доктора Керна и выболтал ему все наши семейные тайны. Так что, когда Бас вызвался помочь, не пришлось предавать род, выдавая секреты чужаку.

—Но где гарантия, что Виктория не повиснет на шее первого встречного? Ты же не сможешь ходить за ней двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю?

—Время возьмет свое. Без господина Повилика вянет быстро, как сорванный цветок. Разве ты не заметил изменений во мне, когда вернулся? —

Лика ждет признания, но я слишком давно женат, чтобы прямо сказать жене о незначительной утрате внешней привлекательности.

—Показалась чуть усталой,— мямлю очень тихо и тут же сглаживаю признание извиняющимся поцелуем в щеку.

—А на Викторию без Робера обрушатся все прожитые семьдесят лет сплошной усталости. Поверь мне, через несколько дней она сможет заинтересовать только прожженных охотников за наследством.

—Некоторые женщины, как выдержанное вино…— подначивает Керн.

—Ты не похож на любителя уксуса,— обрубает жена и оставляет нас, направляясь к свернувшейся на кушетке Полине. Дочь с интересом читает книгу, судя по потрепанному переплету и цвету страниц — очень старую и редкую. Лика бережно целует растрепанную макушку и заглядывает через плечо в текст. Мгновение спустя она уже интенсивно машет нам с Басом и от нетерпения покусывает кончик ногтя. На мой вопросительный взгляд жена протягивает конверт, на котором рукой Робера Либара значится: «Моему светлому ангелу Лике и самому младшему члену клуба поклонников Диккенса — Полине. Думаю, в этом дневнике вы найдете много ответов на незаданные вопросы».

Внутри конверта письмо, где профессор делится историей приобретения редкости. Охота за викторианскими артефактами привела его на один интернет-аукцион, где кроме первых изданий классиков затесался судовой журнал капитана дирижабля «Альбатрос» и дневник, предположительно написанный супругой пресловутого капитана. В частной коллекции месье Либара уже было несколько подобных предметов, так что интерес к данному экземпляру показался вполне логичным. Удивительное открытие ожидало мужчину в процессе изучения редкой вещи.

«Мои любимые девочки, имею все основания предполагать, что в ваших руках не просто воспоминания неизвестной дамы, жившей больше ста лет назад, а дневник дальней родственницы, возможно, прабабушки пани Виктории. Совпадает многое — эпоха жизни и регион обитания, имена и род занятий. Из рассказов моей прекрасной жены и подтверждающих их моих поверхностных изысканий достоверно известно — бабку Виктории звали Полиной и она была танцовщицей в Мулен Руж, а ее мать, тоже Виктория, после переезда из Англии работала в Парижской библиотеке Святой Женевьевы. Боюсь, отведенного мне судьбой времени не хватит на детальное изучение этой увлекательной монографии, но то немногое, что я успел ухватить при беглом ознакомлении укрепило меня в одном давнем убеждении — четыре десятилетия назад вместе с одной удивительной женщиной в мою жизнь пришло настоящее волшебство. Надеюсь, эти старинные записи помогут вам найти истоки родовой силы и познать самих себя. Поверьте тому, кто большую часть жизни провел в окружении историй и книг: постигший прошлое — силен будущим. Спасибо, что вписали меня в свою летопись. Всецело принадлежащий своим Повиликам дед и отец».

Роем рассерженных пчел мысли гудят в голове. Сдерживать их — все равно что лепить из желе снежки.

—Мулен Руж? Как сон на любимой подушке мадам Дюпон?— срывается с языка самая нетерпеливая, но далеко не самая главная.

Лика кивает, растерянно листая рукописные листы. И с каждой прочитанной строкой лицо ее все сильнее вытягивается от удивления.

«Первая из нас появилась столетья назад в руинах разграбленного замка, на земле, пропитанной кровью защитников и недругов. Наш предок — последний из рода, бастард, брошенный матерью, из ласки знавший лишь плеть. Нас трое — вдова у гроба, жена на ложе и дитя, покинувшее колыбель…»

Написано на первой странице убористым мелким почерком. Бумага пожелтела, а чернила выцвели и чуть расплылись. Не успеваю осмыслить текст, как Полина начинает лихорадочно переворачивать страницы, вовсе не заботясь о сохранности ветхого дневника.

—Нашла…— выдыхает восторженно. Тонкие, разноцветные от въевшихся маркеров пальцы дрожат от нетерпения.

—Вот!— дочь тычет ногтем в лист, чуть не дырявя его насквозь.— Чехословакия… Это где вообще?!

—Озеро По-чу-ва-дло,— читает по слогам непривычное название.

—Эхо…— вторит Лика, и на мой вопросительный взгляд поясняет: — Почувадло означает «эхо». Только не спрашивай — откуда я это знаю. Сама ума не приложу.

—Едем?!— то ли спрашивая, то ли утверждая говорит Полина и переводит молящий взгляд с меня на мать и обратно.

—Пожалуйста. Мне надо знать, ЧТО я такое…

—О, милая, это я тебе доходчиво объясню уже в ближайшее время,— вклинивается в разговор незаметно подошедшая Виктория. В темных глазах мадам Либар полыхает недобрый огонь. Лика инстинктивно обнимает дочь. Я выпячиваюсь вперед, стараясь высокой худобой прикрыть близких. Теща издает нервный смешок и пытается рассмотреть книгу в руках внучки, но Полина быстро прячет ее в стоящий рядом, увешенный яркими значками рюкзак.