Обретение мудрости - Дейв Дункан Страница 37

– У женщин они тоже есть, – мягко сказал Уолли. – Подозреваю, что каждый на этом корабле владеет мечом.

– Но Брота – воин! Это отвратительно, милорд брат!

– И вместе с тем вполне здраво. Корабли – добыча пиратов, не так ли? Посреди Реки гарнизон на помощь не позовешь.

Реакция Ннанджи удивила Уолли. Вероятно, он сам не замечал шрамов, поскольку привык видеть их у своих друзей, но Уолли ждал объяснений. Возможно, именно по этой причине Томияно был не расположен пускать воинов на борт. Однако отметины имелись на теле каждого взрослого, которого удалось увидеть Уолли, и в любом порту имелись воины, которые могли их заметить. В некоторых отношениях Ннанджи был столь же простодушен в отношении Мира, как и Уолли, и, вероятно, о многих вещах ему не приходилось слышать в казарме. Например, о шрамах у моряков.

– Тебе не нравится, что я их осуждаю?

– Ох, Ннанджи, Ннанджи! Подумай! Брота и я обменялись рукопожатием. Мы своего рода гости. Это все, что разделяет нас и рыбу за бортом. У меня есть богатство за спиной, и еще одно в волосах. А теперь – будь вежлив с моряками, ладно?

Ннанджи не в состоянии был оценить опасность, кроме как исходящую от других воинов, но с тревогой посмотрел на освещенную солнцем воду по обе стороны корабля, на далекую полоску берега. Несколько рыбацких лодок с правого борта были единственными признаками человеческой жизни.

– Сколько человек в команде?

Ннанджи покачал головой.

– Пока что я видел пятерых мужчин, шесть женщин, пять подростков и полдюжины детей. Похоже, это почти все. Я думаю , что они моряки – конечно, кроме Броты и Матарро – но я не слишком приглядывался к лицам.

– Да, милорд брат.

– Теперь – где они прячут ножи?

– Ножи? – Ннанджи встревожился еще больше.

Он осторожно окинул взглядом палубу. Уолли никогда не видел его столь обеспокоенным; вероятно, сухопутный воин начинал понимать, какой ловушкой может оказаться корабль. Через несколько минут он начал что-то бормотать, раскладывая свои рассуждения, словно карты:

– Эти ведра с песком… они же не выращивают овощи… для борьбы с огнем? Достаточно большие, чтобы на них сидеть, но мне их не поднять. Ты можешь. Почему бы не поставить для того, чтобы сидеть, ведра поменьше? – Он с надеждой посмотрел на Уолли.

– Молодец! Как видишь, думать не так уж и трудно, верно?

– У меня от этого голова разболелась. – Однако похвала его радовала.

– Наставник?

Уолли повернулся и встретился с серьезным взглядом Катанджи. Позади него беспокойно стоял новичок Матарро.

– Катанджи, давай сразу договоримся – я не твой наставник, если не считать той странной клятвы, которую принесли Ннанджи и я. Так что будем считать, что я твой наставник только в том случае, если рядом нет Ннанджи, хорошо?

– Да, милорд. – Катанджи угрюмо повернулся к брату.

Уолли встретился взглядом с Матарро и подмигнул. Мальчишка изумленно дернулся, а потом улыбнулся.

– Наставник, могу я снять свой меч? Мат'о говорит, что возьмет меня с собой наверх, на «воронье гнездо». Но с мечом наверх нельзя.

Ннанджи нахмурился, услышав, как Катанджи щеголяет морским жаргоном. Уолли мог догадаться о значениях слов, но сама необходимость догадываться говорила о том, что Шонсу никогда не заботился о том, чтобы выучить терминологию. Очевидно, для воина корабль был лишь удобным средством передвижения.

– Полагаю, он думает, что сухопутный житель не отважится подняться на эти… как называются эти поперечные штуки, ученик?

Катанджи бросил встревоженный взгляд на Уолли, словно говоря, что не нуждается в подобной помощи.

– Реи, милорд, – сказал Матарро.

– Тогда покажи ему! – искренне сказал Ннанджи. – Давай! Я подержу твой меч. Вероятно, он сможет найти тебе и набедренную повязку? В килте не слишком удобно лазать по мачтам.

Пораженный столь неожиданной снисходительностью, Катанджи поспешно расстегнул перевязь и подал ее Ннанджи, сбросил сапоги и убежал вместе с Матарро. Ннанджи снова перевел взгляд на Уолли.

Уолли одобрительно кивнул.

– Так от них будет больше пользы.

Ннанджи быстро учился.

– Какое-то время Уолли стоял, опершись спиной на планшир, и наблюдал за корабельной жизнью. Двое юношей играли в какую-то игру на крышке одного из люков, три женщины чистили овощи на другой. Очень тощий юный матрос начал драить палубу. Томияно и еще двое мужчин сидели в углу, скрестив ноги, и делали вид, что сплетают канат, однако большей частью они внимательно следили за гостями. Слышался смех, доносившийся со стороны рубки и сверху, где, видимо, забавлялись Катанджи и группа подростков, невидимые среди парусов. Солнце стояло высоко, было жарко. Хонакура куда-то исчез. Брота, словно красная гора, сидела у румпеля, беседуя с пожилой женщиной в коричневом платье. Движение по Реке возрастало, и это могло быть знаком того, что «Сапфир» приближается к Аусу. Или куда-нибудь еще.

Затем послышалось ошеломленное шипение Ннанджи. Из двери на полубаке появилась девушка в желтом бикини. Улыбаясь, она направилась в сторону воинов, не торопясь, так что они могли насладиться движениями ее бедер. При ней был меч.

Не просто женщины-воины, но еще и молодые, красивые и сексуальные ?

– Как только мужчины могут с такими сражаться? – пробормотал Ннанджи. Уолли думал о том же самом.

– Тана! – прорычал Томияно и вскочил на ноги. Она обернулась и хмуро уставилась на него. Томияно подскочил к ней, преграждая ей путь. Он что-то сердито прошептал и попытался ее остановить, но она увильнула от него и пошла дальше.

Она быстро подошла к Уолли и приветствовала его, в то время как он, не веря своим глазам, смотрел на две метки в форме меча на ее безупречном лбу. У нее были лоснящиеся черные волосы и гладкая, кофейного цвета кожа – само совершенство, почти полностью открытое взору. Лицо ее было привлекательным, с классическими точеными чертами. Она была слишком молода и слишком стройна на его вкус – он предпочитал более обширные формы Джии; но у него возникла мысль о манекенщицах, и он с готовностью признал, что мало кто из мужчин смог бы устоять перед этой гибкой девушкой-воином. Ннанджи тяжело дышал.

Уолли ответил на приветствие и представил ученицу Тану своему названому брату. Томияно маячил позади, водя пальцем по лезвию кинжала.

Тана стояла, сложив руки и застенчиво опустив глаза под длинными ресницами, ожидая, когда высокопоставленный заговорит первым. Ннанджи вовсе не был тем, на кого она пыталась произвести впечатление. На какое-то мгновение Уолли утратил дар речи. Перекрещивающиеся ремни у нее на груди туго обтягивали легкую ткань, с выдающимся результатом, достойным созерцания.