Монохром - Сергей Палий Страница 37

Еще в падении я выгнулся и коснулся поверхности, будучи вполоборота к неведомому противнику. Скомпенсировав удар согнутыми в коленях ногами, я удержал равновесие и умудрился не завалиться с ходу наземь. Взмах и удар наискось. Фыыхщ!

Осколком зеркала, который так и не выпустил из левой руки, я со свистом рассек пустоту. Надвигающаяся фигура успела обернуться бесплотной тенью, прежде чем стекло вспороло чернильную гладь шеи. Я отпрыгнул от пронесшегося мимо силуэта.

Доставать автомат было некогда, поэтому мне пришлось и дальше использовать лепесток зеркала в качестве оружия — благо, во время первого удара он съел воздух и не переломился.

— Па, смотри на них! — Светлячок заломила ручки. — Смотри! Тогда они становятся настоящими! Ты же сам меня учил! Смотри! Смотри! Смотри!

Я собрал волю в кулак и попробовал зафиксировать в поле зрения скользящую по дуге тень. Тщетно. Размытый овал стремительно сместился влево, нырнул между балками стойки, оставил в сухой траве примятый след и скрылся за грудой мусора.

В легкие ворвался резкий аромат озона, как после разрядки «электры».

За спиной послышался шелест. Реакция у старины Минора все еще была на уровне, поэтому уже через полсекунды я стоял к нападающему лицом, выставив вперед осколок. Но сумрачное пятно успело погасить инерцию, изменить траекторию движения и вновь уйти из сектора обзора.

Поймать взглядом противников я пока не успевал, но перемещения отслеживал четко, представляя, где находятся в каждый момент времени оба атакующих существа.

Мы обменялись еще парой выпадов. Я применил обманный финт, но стеклянный клинок опять не принес никому вреда.

Смущал вроде бы хаотичный стиль ведения боя. То один приблизится, то второй, одновременно не нападают, внятного тактического рисунка, с первого взгляда, вообще нет. Увы — только с первого взгляда.

Мне хватило опыта и расчетливости прикинуть вероятностные векторы дальнейших передвижек, и открывшаяся картина совершенно не порадовала.

Спираль сходилась в одной точке: предполагаемым центром был угол барака, где продолжала стоять Светлячок.

— Беги же! — снова крикнул я, следя за тенями. Почему она не бежит? Что-то держит ее? Что, что, что не так?

— Это будет очень больно, па… — пробормотала она, не двигаясь с места. — Тебе надо было обернуться раньше…

Я хотел было успокоить ее, но понял: дочь права. И жуткое ощущение катастрофы прострелило вдоль позвоночника, парализуя, приковывая ноги к земле, отдаваясь ломотой в суставах и болью в зубах.

Блеклые силуэты метнулись в разные стороны, и пока я разворачивался, один из них успел подобраться к Светлячку сзади. Истошный визг повторно разнесся по округе. Отсек все лишнее.

Я замер и наконец смог сосредоточиться на переливчатом облачке сумрака, нависшем над моей дочерью. Я наконец увидел то, чего подсознательно боялся больше всего на свете. Наверное, стоило дать разуму поверить в это, а не тешить себя иллюзиями и надеяться на благополучный исход.

То, что отразилось искаженными линиями на бритве зеркала, оказалось намного страшнее надуманных монстров.

Рядом с побледневшей девочкой стоял не ỳгольник. Это было бы слишком просто. Настоящий ужас приходит совсем не оттуда, откуда мы ждем. Он оттого и пробирает до костного мозга, что неведом до поры до времени.

Даже самый отчаянный и искушенный воин бессилен, когда перед ним нет противника. Не с кем драться. Вся ярость становится бесполезна. Расчетливость и хладнокровие превращаются в никчемные придатки пустоты, тихо вползающей в тебя через тонкую нить восприятия. Словно яд течет по трубочке к самой душе, неуловимый, как суть ночного кошмара.

Моя дочь таяла. Не тьма, воплощением которой были стремительные тени, убивала ее. Нет. Ее вообще никто не убивал. Светлячка просто никогда не было.

И рука, крепко сжимающая плечо под сморщенной олимпийкой, всего лишь не давала девочке упасть. Рука поддерживала.

Меня просто-напросто бесстрастно ознакомили с не случившимся будущим. Это было не чувство потери — как можно потерять то, чего никогда не существовало? — это было гораздо глубже и неизбежнее. Холод, остановивший сердце, не давал шанса на откат. Путь завершен. Тупое мельтешение задних конечностей по холмам Зоны и рысканье в поисках хабара — это уже не путь. Все давным-давно закончилось. Нельзя спасти сразу всех…

В грудь внезапно ударило что-то тяжелое, вышибив дух. Мир подернулся, перед глазами поплыли ртутно-серые пятна. В горле запершило. Неприятный хруст пробрал до костей, на зубах осталась мельчайшая крошка.

Я изо всех сил оттолкнулся и прыгнул к исчезающему лицу Светлячка. В ее глазах застыло недетское сожаление и легкий укор, говорящий о понимании происходящего. С хрипом я пролетел сквозь пустоту и врезался в стену барака. Та от несильного в общем-то толчка рассыпалась в труху. Тут же просела крыша, разъехался хлипкий фундамент. А затем раздался громкий треск, и тяжелая балка упала мне на грудь торцевой частью.

Зверский удар окончательно лишил меня возможности дышать. На языке почувствовался вкус крови.

— Ствол в зубы суй, чтоб пасть не закрыл… — издалека долетело до сознания. — Осколок! Глянь! Минор, тело ты фонящее, не глотай…

Похоже на болтовню Дроя. Значит, они сумели отбиться от воронья. Это хорошо.

Следующий тычок под дых был уже лишним. Морок отступал, пелена перед глазами рассеивалась, предметы обретали более-менее знакомые очертания, к тканям и органам возвращалась чувствительность.

Шарах! И нервы взорвались веером импульсов, несущих боль.

Потревоженная рана на плече! Потянутая связка в районе запястья! Отбитый бок! Кусок зеркала в глотке… Я резко открыл глаза и сел, рефлекторно пытаясь вытолкнуть из горла чужеродный предмет. Ствол «Потрошителя», который сталкеры втиснули мне между зубами, отскочил в сторону. Хорошо, что удалось сдержаться и не сглотнуть — иначе тонкая полоска стекла рассекла бы слизистую к чертовой матери.

— Замри. И не вздумай сплевывать или глотать, — прошипел Гост в самое ухо. — У тебя в горле осколок размером с карандаш.

Хотелось немедленно отхаркнуть острую гадость и заорать: «Сам знаю, пижон ты сраный!» — но я стерпел, понимая, что любое неосторожное движение или произнесенное слово могут привести к нелепой и крайне мучительной смерти.

Зрение еще не вернулось в фокус, но контуры трубы и силуэт Зеленого, прикрывающего меня уцелевшим зеркалом, уже четко проступали на фоне серого пейзажа. «Неужто обошлось?».

Радостная мысль обрушилась на меня, будто ведро воды на иссыхающего в пустыне путника. Но следом внутренний взор заполнило свежее воспоминание о дочери, и на душе потемнело.

В деснах затрепетала боль. Ощущение сочащейся плоти вызвало приток адреналина. В глотке неприятно заклокотало. Голова наклонилась, болтающаяся на шее дыхательная маска уперлась углом в подбородок, на фильтр закапала кровь, скользнувшая струйкой из уголка рта.