Камень Чародея [ = Чародейский рок ] - Кристофер Сташеф Страница 37

Молодой человек недоверчиво посмотрел на робота, потом отрывисто и издевательски рассмеялся. Фесс повернулся спиной к иллюзии.

— Пошли дальше, дети! Вы реальны, и у вас есть оружие против обмана — вы из рода д'Арманд! Идемте вперед! Реальность ждет нас!

И он зашагал в лес, не оглядываясь, чтобы проверить, последовали ли дети за ним.

Грегори посмотрел вслед Фессу, потом побежал за ним. Джеффри тоже побрел следом, лицо его горело от гнева, но он выполнил приказ.

— Убирайся, шлюха! — Корделия схватила Магнуса за руку. — Как, брат? Неужели тебя поработит твое собственное ходячее сновидение?

Магнус встряхнулся и отвернулся от пурпурной нимфы. Двигался он медленно и механически, но двигался.

— Это я буду твоим рабом, — замурлыкал пурпурный юноша. — Только останься со мной!

Корделия дрогнула, готовая упасть в его объятия.

Голова Магнуса вздернулась, словно его ударили. Глаза его сузились, он схватил Корделию за запястье.

— Гнусная ложь! Заключить девушку в объятия ее собственного воображения! Убирайся, подлый соблазнитель! Моя сестра не для тебя! — а Корделии он сказал: — Неужели ты не подождешь настоящей любви? Разве реальный человек не лучше пустых снов?

— Может, и нет, — ответила она, но пошла с братом. — Не могу сказать…

— Зато я могу! — Магнус предложил сестре руку, не выпуская ее запястья. — Идем, моя прекрасная сестра! Иди со мной… вот так! Мы всегда будем вместе… и так спасем друг друга!

Так и получилось, они помогали друг другу и шаг за шагом выбрались из тумана иллюзий, вернулись к свету дня.

Перед ними вслед за роботом, чьи чувства пробивали любую иллюзию, шли их братья.

Когда Магнус и Корделия поравнялись с ними, Грегори жалобно спросил:

— Но как мне доказать это, Фесс? Откуда я знаю, что я реален?

— Этот вопрос решен много лет назад, — ответил Фесс, — если его вообще можно решить, — он ударил копытом, камень взлетел в воздух, ударился о дерево и упал на лесную почву, а Фесс при этом даже не сбился с ритма. — Вот так доктор Джонсон опроверг Беркли, — продолжал робот. — И я утверждаю, что подобно доктору Джонсону ты, Джеффри, дал лучшее доказательство, когда сбросил кислотный камень в яму со щелочью.

Грегори приободрился.

— Как, разве это доказательство? Если наши глаза и слух обманывают нас, то на самом ли деле мы видели, как камень летит в воздухе, или только вообразили себе это?

— Для меня этого вполне достаточно, — заверил его Джеффри. — Камень действительно летел в воздухе, я видел это и чувствовал, как палка ударила камень!

— Таков и был аргумент доктора Джонсона, Джеффри, когда он пнул булыжник.

— Но твои глаза могу обмануть так же легко, как мои уши, — возразил Грегори.

— А как же его нога? — усмехнулся Джеффри.

— Но все равно это может быть иллюзией! Зрелище камня, летящего в воздухе, — это только то, что говорят мне мои глаза! Но оно может быть такой же иллюзией, как этот пурпурный туман — потому что и о нем мне сообщили мои глаза!

— Может, — согласился Фесс, — но твои чувства были искажены, когда воспринимали это впечатление, искажены пурпурным туманом.

— Неужели? — вызывающе спросил Грегори. — Откуда мне это знать?

— Потому что я ничего не видел, — ответил Фесс. — Я воспринимал туман опосредованно, только через ваши мысли.

Грегори остановился, взгляд его утратил сосредоточенность.

— Ну, тогда… конечно, их там не было…

— Но, Фесс, ты ведь не всегда будешь с нами, — сказал Магнус.

— Боюсь, что нет. Вспомните, что главный аргумент епископа Беркли сохраняет свою силу: мы не можем окончательно доказать, что реально, а что нет; всегда необходима какая-то доля веры, даже вера в то, что воспринимаемое нашими органами чувств есть реальность.

— Но тогда как же нам знать, что реально, а что нет?

— Вы должны судить по тому, сохранятся ли эти образы при свете дня, — строго указал Фесс, — увидите ли вы утром то, что видели ночью; вы должны судить по своим взаимодействиям с другими объектами и по их взаимодействию с вами. Булыжник мог быть иллюзией, но это была очень убедительная иллюзия, когда отлетала от ноги доктора Джонсона. Доктор Джонсон тоже мог быть иллюзией, но я подозреваю, что он испытал очень убедительное чувство боли, когда ударил ногой по камню.

— Но мы не можем доказать… — Грегори не закончил фразу, однако в голосе его больше не чувствовалась тревога.

— Ты говоришь, что реальность это или нет, она способна причинить боль, — подчеркнул Джеффри. — Мой меч, возможно, иллюзия, но он способен пустить кровь другой иллюзии.

— Ты приближаешься к решению. Что произошло бы, если бы ты коснулся блестящего камня, хотя я просил этого не делать?

— Моя иллюзорная рука почувствовала бы иллюзорную боль, а моя иллюзорная кожа сгорела бы от действия иллюзорной кислоты, — поморщился Джеффри, — а моя иллюзорная суть этого не хочет, нет уж, спасибо! Пусть тебя жжет твоя собственная иллюзия, если хочешь!

— Но ведь… все, что мы знаем, может быть иллюзией, — предположил Грегори, который снова начал тревожиться.

— В том-то и дело, — кивнул Фесс. — Реальность должна рассматриваться в круге наших понятий и компетенции. Абсолютная ли это реальность — вопрос не имеет смысла. Важна прагматическая реальность. В этой реальности мы должны жить, хотим мы того или нет.

— Понятно… — лицо Грегори прояснилось. — Возможно, это не абсолютная реальность, но она единственная, которая у нас есть.

— Совершенно верно. Магнус нахмурился.

— Значит, лавандовая девушка и пурпурный юноша были совсем не реальны?

— Конечно, они нереальны! — вздохнула Корделия, вздрогнув. — И спасибо за то, что спас меня от них, брат.

— И тебе спасибо за спасение, — отозвался Магнус. — Но почему нас нужно было спасать от них, если они нереальны?

— Потому что это реальные иллюзии, — объяснил Фесс. — Будьте уверены, дети, иллюзии могут принести вреда не меньше, чем все остальное в этом мире. Мешая вам воспринимать реальность, иллюзии вполне могут и убить.

За много-много миль от детей Род и Гвен услышали шум прибоя. Выйдя из леса, они оказались на скалистом берегу с узкой полоской песка перед кипящими бурунами.

— Как прекрасно! — воскликнула Гвен.

— Ага, — согласился Род, глядя на темную зеленую массу воды и принюхиваясь к соленому воздуху. — Я совсем забыл такое.

Они пошли вдоль линии прилива, глядя на мелькающих в воздухе чаек. Но криков их не слышали: все звуки заглушал прибой. Кроме него сквозь шум пробивались только самые резкие удары музыки камней.