Несравненное право - Вера Камша Страница 38

Рене полагал, что численность гоблинов невелика, но, видимо, он ошибался. Вероятно, в юго-западной области Последних гор, которую он посещал, гоблины действительно живут в небольших деревнях, занимаясь скотоводством и охотой, а также рубят лес и сплавляют его по горным рекам в Тарску. Кстати, они тоньше в кости и более человекоподобны, чем их северо-восточные родичи.

Те же, видимо, живут большими поселениями и подчиняются своим вождям, которые присягнули на верность Михаю. Как нам стало известно, сделали они это по доброй воле, так как регент открыл им, что намерен вернуть в мир их богов. Мы с герцогом Арроем и Шандером Гардани провели несколько вечеров, пытаясь из полудетских воспоминаний первого и разговоров бедного Шандера с его невольным спасителем (кстати, Гардани вспоминает «своего» гоблина по имени Уррик весьма тепло, он искренне возмутился, когда я назвал того нелюдем!) составить единую картину верований этого племени и на основании этого понять, чем же их мог завлечь Михай Годой. Впрочем, я полагаю, что сам герцог Рене придает этим легендам куда большее значение, чем пытается показать. Надеюсь, что со временем он будет со мной более откровенным.

Пока же возвращаюсь к нашим неприятелям. Эти существа уверены, что были созданы (надеюсь, эта ересь не дойдет до ушей Скорбящих Братьев, иначе я рискую окончить свои дни, приняв Агва Закта, чего не хотелось бы) не Творцом, но некими Истинными Созидателями, сотворившими когда-то этот мир и населившими его сначала неразумными тварями, затем существами, сочетающими в себе животное и разумное начало — троллями, и ныне вымершими полулюдьми-полуконями, и, наконец, людьми и гномами, обладающими бессмертной душой. Последнее с точки зрения гоблинов является признаком ущербности, ибо дает право на ошибку, которую могут исправить или искупить в следующей жизни. Себя же гоблины почитают венцом творения, так как не имеют души и рождаются, чтобы выполнять свое предназначение, которое за них никто не исполнит, а затем исчезнуть навсегда, покрыв себя либо позором (если долг не исполнен), либо славой.

Шандер пытался доказать своему спасителю, что тот, как и всякая дышащая тварь, обладает бессмертной душой, но не преуспел в этом. Зато его спаситель рассказал ему весьма забавное гоблинское предание. Согласно ему, Истинные Созидатели были уничтожены вторгшимися в наш мир чужаками, которые привели с собой своих прихвостней, что как две капли воды похожи на действующих в наших сказках бессмертных эльфов. Кстати, этот гоблин не придумал ничего лучшего, чем принять победившего его барда Романа за эльфа. Видимо, чтобы оправдать этим свое поражение, ведь некогда предки гоблинов, по их утверждениям, потерпели поражение именно от эльфов.

Уничтожив Истинных Созидателей, узурпаторы установили свое господство, которое длилось семь тысяч лет, после чего вместе с эльфами внезапно покинули сей мир. Гоблины во времена владычества эльфов отступили в Последние горы, где и жили в ожидании знамения возвращения Истинных Созидателей, которых, оказывается, можно вернуть. Как это сделать, «друг» Шандера, естественно, не знает, но именно при помощи этой нехитрой приманки Михай заставил Ночной Народ выползти из своих нор и встать под свои знамена.

Как и следовало ожидать, регент внушил своим звероподобным союзникам, что начинать следует с захвата Эланда. Разумеется, никаких Созидателей они там не найдут, но беду могут причинить немалую. Я с трудом представляю, как потом наш бесподобный Годой станет объясняться с приведенной им ордой, когда гоблины поймут, что их обманули… Впрочем, боюсь, что поймут они это еще не скоро.

Рене полагает, что Годой предназначил гоблинов для того, чтобы взломать оборону Эланда, чтобы по их трупам прошли тарскийцы. Таянцы, по мнению Адмирала, вряд ли горят желанием воевать, им слишком памятна дружба Альбатроса и Рыси, к тому же они запуганы и растерянны, а страх и растерянность не то чувство, которое делает человека хорошим воином.

Видите, дорогой друг, я начинаю рассуждать о некоторых вещах как заправский воин. Однако не гоблины и не тарскийские стрелки более всего беспокоят герцога Арроя. Дело в том, что в Таяне творятся вещи, непонятные человеческому разумению. То, что Михай довольно далеко продвинулся по дороге Запретной магии, очевидно, и никто не может представить, какие страшные тайны открылись ему на путях, благоразумно запрещенных равноапостольной Циалой. Мы точно знаем, что он как-то научился подчинять тело другого человека своей недоброй воле, правда, делать это, судя по всему, весьма трудно и результат непредсказуем. Во всяком случае, принц Стефан Ямбор и герцог Шандер Гардани устояли перед этим колдовством, но ценой тяжкой болезни.

Состояние Шандера лично мне представляется безнадежным — он медленно слабеет, и помочь ему не может никто. Возможно, если бы в Идаконе находился Роман Ясный, сумевший излечить Стефана, он спас бы и графа Гардани, но где находится бард, не известно никому. Мне искренне жаль графа, который переносит свои страдания с необыкновенной стойкостью, и я полагаю, что одно это преступление делает возможным применение против Михая Годоя ЛЮБЫХ мер.

Пока же мы готовимся к войне и считаем дни, которые нам для этого отпустила великодушная зима. Не скрою, то, что весна в Эланд приходит на месяц позже, чем в Южную Фронтеру, вызывает определенную надежду. Если бы Святое воинство нанесло упреждающий удар через Гремиху, планы Михая были бы серьезным образом нарушены, ибо ему пришлось бы дробить свои силы. Без этого наше положение будет очень тяжелым, но я все же надеюсь на вашу решительность.

Остаюсь искренне ваш

Максимилиан Эландский.

Писано в двадцать шестой день месяца Вепря».

— В двадцать шестой день месяца Вепря, — пробормотал вслух Феликс. — Проклятье!!! Можно подумать, я не понимаю, что все это значит… Но я ничего не могу сделать с этими мунтскими ублюдками!

Его Святейшество еще раз пробежал глазами послание. Если он все правильно помнит, не сегодня-завтра дороги в Таяне и Фронтере просохнут. Вот тут бы и дать по рукам зарвавшемуся выскочке! Вряд ли Михай рискнет сунуться в междуречье Ганы и Фанта раньше месяца Медведя. Но время все равно упущено, и упущено безнадежно! Архипастырь нервно погладил руку, затем решительно дернул шнур звонка. Брат Парамон, уже вполне освоившийся с должностью секретаря Его Святейшества, но все еще робеющий блистательного брата Фиделиуса, возник на пороге, моргая близорукими глазами.

— Мне нужен Рафал, — отрывисто сказал Феликс, — и побыстрее.

Брат Парамон кивнул и торопливо вышел. Архипастырь откинулся в кресле, глядя в расписанный звездами потолок. То, что он собирался сделать, счел бы безумием сам Филипп, но другого выхода не было. По крайней мере он, Феликс, его не нашел за два месяца, прошедших с того злосчастного дня, как в его кабинет провели смущенного графа Нурнига, посла Его Императорского Величества Базилека.

Длиннейшее велеречивое послание, без сомнения сочиненное всемогущим канцлером Бернаром, оказавшимся достаточно дальновидным, чтобы жениться на дочери стремительно выживающего из ума Базилека, сводилось к тому, что провозглашенный Церковью Святой поход был весьма неугоден Мунту.