Люди сумрака - Кармаль Герцен Страница 38

— Можешь, — отрезала подруга. — Во всяком случае общения по работе вполне достаточно.

— Позволь мне самой решить — достаточно или нет, — сухо сказала я. Знаю, Франческа искренне заботится обо мне… но терпеть не могу, когда говорят или действуют за меня. — К тому же он принес книги своей сестры для Лори. Не могла же я после этого просто выставить его за порог.

Ноздри Франчески гневно раздувались — весь ее облик сейчас олицетворял крайнюю степень возмущения.

— Да видела я, как ты на него смотрела! Как… как… кролик на удава! Он будто загипнотизировал тебя!

Некстати мелькнула мысль, что его странные глаза, похожие на ледяные осколки, действительно обладают неким гипнотическим свойством. Стоит только пристальней на них взглянуть и ты… нет, не тонешь — словно немеешь, заиндеваешь.

— Ты делаешь из мухи слона, — мой деланно-спокойный тон Франческу вряд ли обманул.

— Неправда, — отрезала она. — Да знаю я, что с тобой творится! Стоило ему рассказать о своей сестре, о своей тяжелом детстве, и ты тут же растаяла! Почувствовала в нем родственную душу! Да, на нем тоже стоит клеймо. Да, ему, как и тебе — как и мне, пришлось столкнуться с тяжелыми последствиями своей одаренности. Вот только знаешь, что я тебе скажу? Бывших Выжигателей не бывает. Как ты можешь просто взять и забыть, что когда-то он ставил клеймо на таких, как мы с тобой?

Не забывала. И не забуду никогда. Но моя жизнь в целом, и мое прошлое — те два чудесно-ужасных года, что я провела в Сумрачном городе, многому меня научили. Люди — не черно-белые, какими они казались мне тогда. В каждом из нас борются ангелы и демоны, и каждый день побеждает то один, то другой. Наверное, именно это осознание и мешало мне ненавидеть Феликса за его прошлое, так тесно связанное с моим. Ведь именно он мог оказаться тем — но, к счастью, не оказался, — кто запечатал мой дар, поставив мне на грудь клеймо. Обрекая мою дочь на нескончаемые кошмары.

Должно быть, по моему изменившемуся лицу Франческа поняла, что перегнула палку. Шагнула ко мне, чудом удерживаясь на высоченных шпильках, порывисто обняла — тоненькая, хрупкая, огненноволосая. Зашептала:

— Прости. Прозвучало так, будто ты слабохарактерная, а уж кому, как не мне, знать, что это полнейшая чушь. Просто… Я же вижу, что под всей этой маской хладнокровия, цинизма, ты… ранима.

— А ты не думаешь, что и он может быть таким? Чуть более чутким, мягким, чем кажется на первый взгляд? Ты же знаешь — клеймо накладывает свой отпечаток, и от него не избавиться, как не старайся. Мы, заклейменные, воспринимаем реальность иначе — часть наших чувств и эмоций стирается, мы словно… каменеем. Счастье, что ты не знаешь, каково это — воспринимать мир будто бы наполовину, прятать эмоции где-то глубоко, на самом дне души. Для заклейменного нет ни единого шанса быть с обычным, нормальным человеком. А знаешь почему? Обычным людям мы кажемся черствыми, бесчувственными, порой даже безжалостными. А я бы и хотела чувствовать так, как прежде, до клейма, но… не могу.

Франческа долго молчала — боролась с самой собой. Я любила ее за то, что, преодолевая собственную категоричность, она пыталась услышать и понять других.

— Я убью его, если он посмеет причинить тебе боль, — глухо сказала она. — И умру сама, если с тобой что-нибудь случится.

Я улыбнулась, тронутая тем пылом, с которым Фран меня защищала.

— Ничего со мной не случится.

— Да, если будешь держаться от Флетчера как можно дальше. — Вздохнула, подняла руки, словно сдаваясь. — Молчу, просто… Пожалуйста, будь осторожна.

Улыбка поблекла на моих губах.

— Я всегда осторожна, Фран.

Ленард

Осенний ветер задувал в приоткрытое окно машины, лениво ероша мои волосы. Последние несколько часов выдались просто отвратительными. Утомительный перелет, общение с сумасшедшей семейкой сестры, а после — трехчасовая поездка за рулем взятого напрокат автомобиля.

Шел сильный дождь, видимость была ужасная. К тому же меня неудержимо клонило в сон. В таком состоянии ехать всю ночь было опасно. Я уже пожалел, что не согласился на предложение сестры переночевать в ее доме.

Уже начинало темнеть, и я понял, что до наступления ночи в Дейстер мне не добраться. Я долго не был в этих краях, поэтому пришлось основательно покопаться в памяти, прежде чем смог вспомнить, где находится ближайшая гостиница.

По этой разбитой проселочной дороге редко кто ездил, большинство предпочитало использовать асфальтированную главную трассу. Но я решил срезать путь, чтобы добраться до дома как можно скорее.

Судя по указателям, до Дейстера оставалось меньше получаса езды. По обеим сторонам дороги не было ничего, кроме голых деревьев, в неровном свете луны выглядевших жутковато и неприветливо.

Я уже мысленно предвкушал горячую ванну в уютном мотеле, прохладные простыни и обжигающий горло виски, как вдруг увидел справа одинокий дом с горящими окнами. Резко дал по тормозам. Обиженно взвизгнув, машина остановилась.

Дом стоял поодаль от главной дороги, но фонари на крыльце позволяли рассмотреть белый забор и небольшой садик, разбитый за ним.

Я не знал, что заставило меня остановиться. Дом посреди пустующих земель — не такая уж редкость в округе Дейстера. Многие предпочитали уезжать подальше от городской суеты, уединяясь в коттеджах посреди нетронутой природы.

Не знал я и то, почему вдруг решил открыть дверь машины и выбраться наружу. Ветер тут же хлестнул по щекам, заставив раздраженно поморщиться. Запахнув плащ, я медленно направился к дому.

Я не знал, зачем иду туда, но знал, что должен это сделать.

Отодвинул засов и отворил калитку. По выложенной камнями тропинке прошел к дому, мысленно отметив, в каком упадке находился раскинутый по обеим сторонам от меня сад. Когда-то в прошлом роскошные розы и нежные фиалки завяли, плоды грушевых и яблоневых деревьев, лежащие на земле, почернели и сгнили.

Я поднялся на крыльцо. Взявшись за резную ручку, потянул на себя дверь, и та послушно отворилась.

Я хорошо помнил, что еще секунду назад в доме горел свет. Вот только вспомнить, в какой момент он погас, так и не сумел. Это не остановило меня. Я переступил порог и очутился в чужом доме. Дверь за спиной захлопнулась, и темнота окружила со всех сторон, вызвав невольные мурашки. Хотел крикнуть, есть ли в доме кто, но шестое чувство подсказало, что на мой зов никто не откликнется.

«Что я здесь делаю?» — мелькнула недоуменная и запоздалая мысль.

Я развернулся, чтобы уйти из дома, который позвал меня своими горящими окнами, но обманул, оказавшись пустым и заброшенным.

Я не успел.

Я увидел ее на улице. Она выпорхнула из автобуса — тоненькая, хрупкая. Юбка из тонкой ткани взметнулась вверх, чтобы через мгновение вновь прильнуть к ее ногам. Серо-голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, густая светлая копна волос, непослушными волнами спадающая на спину. Чуть приподнятые уголки сочных губ — словно она в любой момент была готова улыбнуться. Незнакомка подняла голову вверх — на чистое, незамутненное облаками небо, приложив руку козырьком. По губам скользнула улыбка, и я разглядел очаровательную щербинку меж зубов.