Четвертый вектор триады - Юрий Белов Страница 38

Вторым был Олег. Только сейчас Летта поняла презрительные взгляды старших сестер и изумленно-испуганные глаза Враны. «Яблочко от яблоньки недалеко падает». Даже если бы в долине Великой Реки росли эти самые яблоки, в племени Девви не могла бы появиться такая поговорка.

«Ну вот, теперь я по крайней мере знаю, откуда берутся эти чужие слова», — с облегчением подумала Летта.

Тело приятно покачивалось на энергетической подушке, образовавшейся в месте слияния спины и земли. Расплавленные кости и размягченные мышцы пропитались праной, усталость и боль улетучились, уступив место жаркому дыханию основы мира.

Воспоминания уже не вызывали тоскливого чувства одиночества, оторванности от корней и истоков, от своего народа и своих богов. Ибо забрезжила высоко в небе Лучезарная Долина и летел где-то над ней мудрый дракон с улыбающимся эльфом на спине.

«Спасибо, мне гораздо лучше», — сказала Летта, не размыкая губ.

«Я знаю», — пришел ответ, проникнутый затаенной радостью и предчувствием неведомого.

«Почему мне кажется, что я тебя знаю очень давно?»

«Думаю, потому, что уже два года твой образ преследует меня в снах и медитациях, в минуты опасности, печали и радости. Помнишь ли ты схватку в тихой заводи Великой Реки, когда шесть женщин атаковали одну юную девушку с яростным прищуром золотых глаз и красной лентой вокруг прекрасной белокурой головки? Я был там».

Летта невольно открыла глаза. Мысленная речь немногословного монаха была насыщена образами и смыслами.

Сан сидел в той же позе, и улыбка на его лице сияла все тем же загадочным светом внутреннего зрения.

«Это было частью обряда Совершеннолетия. Мне приятно, что ты видел меня тогда». — Летта осторожно села. Онемевшие в глубоком расслаблении мышцы требовали напряжения.

«Тебе действительно понравился мой бой?» — Она хотела услышать еще один комплимент, но Сан молчал. Ни один мускул на его лице не дрогнул. «Статуя, а не человек», — подумала девушка с легкой обидой и потянулась с грацией хорошо отдохнувшей дикой кошки. Серия негромких щелчков отметила включение суставов. Юноша по-прежнему не двигался.

— Так. Значит, не хочешь меня замечать? — принимая его игру, вслух сказала Летта. И резким движением послала руку в атаку. За долю секунды до звонкой оплеухи желтый балахон сдвинулся в сторону, и ладонь провалилась в пустоту. Нечто стремительное метнулось к левой щеке Летты, и она, припав к земле, пропустила над собой ногу в мягкой сатвийской тапке. Через мгновение они уже стояли друг напротив друга, и радость игры солнечными зайчиками светилась на их лицах.

Сан сбросил накидку и остался в такой же, как у девушки, короткой тунике без рукавов, почти не скрывавшей мускулистого смуглого тела.

Мягким прыжком Летта перелетела на небольшой островок зеленой травы под южной стеной. Нависший карниз оберегал этот оазис от безжалостного солнца, а близость воды насыщала воздух живительной влагой.

Ответный бросок Сана окончился беззвучным перекатом и молниеносной атакой. Летта, слегка отклонившись, пропустила его руку и, показав удар в голову, провалилась в заднюю сметающую подсечку. Юноша опрокинулся на спину, имитируя поражение, но его нога коварно взлетела вверх, прямо в лицо выпрямлявшейся амазонки. В последнюю секунду она успела всунуть в исчезающую пустоту правую ладонь и, отбросив атакующую ногу, ударила вниз левым кулаком.

Это было ошибкой. Рука угодила в заранее приготовленный опрокидывающий скрестный блок, и Летте пришлось сильно оттолкнуться, чтобы успеть откатиться до того, как добивающая нога припечатает ее к земле.

Она пружинисто вскочила, с удовольствием глядя на широкий веер ног сатвийского бойца, взлетевшего вверх вихревым движением, ввинчивающимся в небо.

«Черный дракон обвивает столб», — возник в ее сознании вежливый комментарий, и, беззвучно крикнув: «Дикая кошка бросается в атаку», Летта метнулась вперед.

На долгие-долгие минуты они растворились в круговороте стремительных атак и не менее стремительных уходов, в спиралях силы, ищущих и не находящих цель, и провалах пустоты, возникающих как черные вспышки в сверкающих волнах неземного пламени Ян…

Они были едины, как две руки одного тела, как два пальца одной руки. Созвучия и соответствия заменили мысли и чувства. Исчезла амазонка-изгнанница. Исчез сатвийский послушник. Они не имели имен, не имели желаний, не имели себя. Они не имели ничего. И не понимали, как может быть иначе.

Они были едины… И когда тела неожиданно прижались друг к другу, могучее чувство равновесия захлестнуло слившиеся сердца.

«Я есть ты. Ты во мне, а я в тебе. Мы вместе!» — звучала в объединенном сознании долгая-долгая мысль, и поцелуй, сладостный и бесконечный, стал закономерным, но не последним шагом Взаимопроникновения…

Подмирье

Улица Первого Подручного

Время включения фонарей

Харма ждала его на каменной скамье подле статуи Вельзевула — Первого Подручного Самого.

Вельзевул восседал на громадном рарруге и держал на руке новорожденного уицраора. Он считался праотцем гвинов и иногда, в Дни Всенощных Бдений, являлся им лично. Близкое соседство статуи показалось Зазраку дурным предзнаменованием, и, когда Харма шагнула к нему навстречу, он закрыл ей рот ладонью.

— Отец говорил мне, что в постаментах всех статуй города есть тайные комнаты, в которых круглосуточно дежурят слухачи, — шепнул он, увлекая ее в подворотню стоящего напротив дома.

— Почему ты думаешь, что речь у нас пойдет о чем-то незаконном? — спросила Харма, прижавшись спиной к холодной стене подворотни. — Может быть, я просто играю в таинственность? — Она обхватила себя за плечи и потупилась, закусив губу.

Зазрак, не отвечая, взял ее руки, положил их к себе на грудь и попытался заглянуть ей в глаза. В глаза обиженной, злой на весь свет девчонки, измученной страхом и одиночеством.

Харма глубоко вздохнула и прижалась к нему. А потом заговорила быстро, отрывисто, терзаясь сомнениями и злясь на себя за это:

— Хрон Лу. Я не знаю, что с ним. Из Управления уже дважды звонили… я соврала, что он тяжело болен. Но он… я боюсь, его вообще нет здесь! В смысле в нашем слое. Последнее время он каждый вечер спускался в лабораторию. И каждое утро выглядел очень возбужденным. А теперь он не выходит оттуда. Уже двое суток. И на стук не откликается. Дверь там очень крепкая, закрыта изнутри.

— А другого хода нет?

— В ближней из двух комнат есть окошко с решеткой. Выходит на лестницу, но прутья толстые, как моя рука. Сквозь него почти ничего не видно, только гудит что-то. Противно так, низко. И монотонно. И слабый-слабый сиреневый свет.

— Это уже кое-что. Постой, а кроме тебя, в доме совсем никого нет?