Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - Сьюзен И Страница 38

— Потом — можно развлекаться в обители.

— Ты прямо-таки переполнен информацией. Я никуда не поеду, пока не буду знать, во что ввязываюсь.

— Тогда не езжай. — Его голос звучит бесстрастно, но смысл ясен.

Я стискиваю руль с такой силой, что удивляюсь, как он еще выдерживает.

В том, что мы лишь временные союзники, нет никакой тайны. Оба не пытаемся делать вид, будто наше общение продлится долго. Я помогаю ему добраться домой вместе с его крыльями, он помогает мне найти сестру. После я буду предоставлена самой себе. Я это знаю и ни на секунду об этом не забываю.

Но отчего-то после пары дней, в течение которых мне прикрывали спину, при мысли о том, что я вновь останусь одна, делается не по себе.

Я ударяюсь об открытую дверцу какого-то грузовика.

— Вроде ты говорила, что умеешь управлять этой штукой.

Я спохватываюсь, что давлю на педаль газа. Мы пьяно лавируем по дороге со скоростью сорок миль в час. Я отпускаю педаль, сбрасывая скорость до двадцати, и разжимаю пальцы на баранке.

— Давай я буду вести машину, а ты строить дальнейшие планы, — говорю я, пытаясь успокоиться.

Прежде я злилась на отца, который бросил меня, вынудив саму принимать тяжелые решения. Но теперь, когда Раффи взял руководство на себя и настаивает, чтобы я слепо следовала за ним, внутри все переворачивается.

На обочине иногда встречаются оборванные люди, но их немного, и они разбегаются, едва завидев нашу машину. Я смотрю на испуганные грязные лица, которые с жгучим любопытством таращатся на нас, и на ум приходит ненавистное слово — мартышки. Вот во что превратили нас ангелы.

По мере приближения к городу людей все больше и дорога уже не так напоминает лабиринт.

Наконец она почти свободна от машин, но не от людей, которые все смотрят на нас, но уже с меньшим интересом, словно движущийся по дороге автомобиль не является для них чем-то необычным. Чем ближе мы подъезжаем к городу, тем больше идущих по обочине людей. Они настороженно озираются при каждом звуке и движении, но остаются на открытом пространстве.

Когда мы въезжаем в сам город, повсюду видны разрушения. Сан-Франциско пострадал не меньше других, и сейчас он напоминает дымящийся постапокалиптический оплавленный кошмар из голливудского боевика.

Въезжая в город, я замечаю мост Бэй-Бридж, протянувшуюся над водой пунктирную линию, в середине которой отсутствуют несколько элементов. Я видела фотографии города после большого землетрясения 1906 года. Масштаб разрушений потрясал, и трудно было представить, каково это на самом деле.

Теперь мне уже не нужно ничего представлять.

Целые кварталы превратились в обугленные руины. Первоначальные метеоритные дожди, землетрясения и цунами стали причиной лишь части разрушений. Дома и инфраструктурные сооружения Сан-Франциско построены так плотно, что между ними и бумажку было не просунуть. Взрывы газовых труб повлекли за собой пожары, которые никто не тушил. Небо на много дней затянулось кроваво-красным дымом.

Теперь не осталось ничего, кроме скелетов небоскребов. Какая-то кирпичная церковь все еще стоит, устремив в небо ничего не поддерживающие колонны.

Я вижу плакат с надписью «Райский ...ад». Трудно сказать, что именно он рекламировал, поскольку обгорел со всех сторон и на нем не хватает буквы. Вероятно, там было написано «Райский сад». Выпотрошенное здание позади него выглядит оплавленным, словно внутри бушует непрекращающийся пожар — даже сейчас, под чужим голубым небом.

— Как такое возможно? — Я даже не замечаю, что произношу эти слова вслух, едва сдерживая слезы. — Как вы могли так поступить?

Вопрос остается без ответа. Кто знает — может быть, Раффи лично ответствен за царящие вокруг разрушения.

Все оставшееся время он молчит.

Посреди мертвого города возвышаются сверкающие на солнце кварталы делового района, они выглядят почти нетронутыми. К моему крайнему изумлению, рядом с ним, южнее Маркет-стрит, раскинулся импровизированный лагерь.

Я объезжаю еще одну машину, считая ее брошенной, но та неожиданно трогается с места, и я давлю на тормоза. Водитель бросает на меня непристойный взгляд, проезжая мимо. На вид ему лет десять, и его едва видно из-за приборной панели.

Лагерь больше напоминает трущобы, где сбились в кучу после катастрофы тысячи беженцев, — такие в свое время показывали в новостях. Люди выглядят изголодавшимися и отчаявшимися, хотя, насколько можно понять, они всетаки не едят друг друга. Они дотрагиваются до окон машины, словно мы прячем некие богатства, которыми могли бы с ними поделиться.

— Давай сюда. — Раффи показывает на заполненную автомобилями стоянку. Я заезжаю туда и паркую машину. — Выключи двигатель. Запри дверцы и будь начеку, пока про нас не забудут.

— А забудут? — спрашиваю я, глядя, как двое каких-то парней забираются к нам на капот и устраиваются поудобнее на теплом металле.

— Многие ночуют в своих машинах. Вероятно, они ничего не станут делать, пока не решат, что мы заснули.

— Мы что, собираемся тут спать?

Последнее, чего бы мне хотелось после столь мощного прилива адреналина, — спать за стеклом в окружении отчаявшихся людей.

— Нет. Мы тут переоденемся.

Раффи достает с заднего сиденья свой рюкзак и извлекает ярко-красное платье, такое маленькое, что сперва мне кажется, будто это шарф. Подобное платье я как-то раз одолжила у своей подружки Лизы, когда она уговорила меня пойти в клуб. У нее нашлись поддельные документы для нас обеих, и мы бы здорово повеселились, если бы она не напилась и не ушла с каким-то студентом, после чего я добиралась домой в одиночку.

— Зачем это? — Отчего-то мне кажется, что на уме у него вовсе не клуб.

— Надень. И постарайся выглядеть как можно лучше. Это наш входной билет.

Неужели все-таки клуб?

— Ты ведь не уйдешь с какой-нибудь пьяной студенткой?

— Что?

— Не важно.

Я беру весьма откровенного вида платье вместе со столь же откровенными туфлями и, к моему удивлению, шелковыми чулками. Если Раффи чего-то и не знает о людях, женская одежда явно к этому не относится. Я пронизываю его испытующим взглядом, думая о том, откуда он почерпнул подобные познания. Он в ответ холодно смотрит на меня, не говоря ни слова.

Здесь нет уединенного места, чтобы переодеться вдали от назойливых взглядов расположившихся на капоте бездомных парней. Забавно, я до сих пор воспринимаю их как бездомных, хотя жилья теперь нет ни у кого из нас. Вероятно, в свое время это были местные хиппи — всего лишь пару месяцев назад.

К счастью, любая девушка знает, как переодеться на публике. Я использую свитер в качестве персональной ширмы. Натягиваю платье через голову, затем вытаскиваю руки из рукавов свитера и залезаю в платье. Затем спускаю его на бедра и снимаю ботинки и джинсы.