Хроники Вортинга - Орсон Скотт Кард Страница 39

— Не злись, — перебил его Лэрд. — Я ничего не могу поделать. Я бы вспомнил, если б мог. Но кто будет читать все это?

— Если уж на то пошло, кто вообще прочтет этот пергамент? Лэрд, тебе снится цивилизация — благоустроенная, безопасная жизнь, где можно читать, когда душе угодно, и никто не заставит тебя боронить поле или махать молотом, если только сам этого не захочешь. Но жизнь, которой ты сейчас живешь — метишь деревья на сруб, укрепляешь дом, делаешь колбасы и набиваешь мешки соломой, — куда лучше той жизни, что прожил я. Поверь мне, я видел много жизней, слышал о многих людях, но их судьбы — ничто по сравнению с этой.

— Ты так считаешь, потому что твоя жизнь никогда не зависела от этой рутины, — возразил Лэрд. — Ты всего лишь притворяешься одним из нас.

— Может, и так, — согласился Язон. — Может, притворяюсь, зато я знаю, как не заблудиться в лесу, а рукоять для топора могу выстругать не хуже любого плотника из вашей деревни.

Лэрда всегда пугали вспышки ярости Язона.

— Я имел в виду, что ты тогда притворялся. Должно быть, за долгие годы ты многому научился.

— Да, — кивнул Язон. — Только не всему. Так, мелочи. — Он плел из конского волоса тетиву лука, пальцы его действовали быстро и уверенно. — Я воровал знания у других людей. Я проникал в их умы, когда они работали, и перенимал их опыт, их ощущения. После этого я мог делать то же самое с закрытыми глазами. Эти навыки доставались мне легко, как и вообще все. Я только притворяюсь, что стал одним из вас.

— Я обидел тебя? — прошептал Лэрд.

— Да, кстати, в этом я тоже отличаюсь от вас. ТЕБЕ приходится задавать вопросы.

— Я сказал что-то не то?

— Ты говорил правду, чистую правду.

— Но, Язон, если ты умеешь слышать мое сердце, то должен знать — я не хотел обидеть тебя.

— Я знаю. — Язон попробовал тетиву — она туго натянулась на луке, слегка зазвенев. — Да, так вот. Если мы не расскажем в нашей повести о работе в лесу и на ферме, тогда вообще не о чем будет рассказывать. Ну, как мы поступим?

— А те люди… ну, те, что лишились памяти?…

— Это был не менее тяжелый, упорный и грязный труд, чем работа на ферме. Я забирал с корабля по несколько человек в год, кормил и обхаживал их. И учил — так быстро, как только мог.

— Об этом-то я и хочу узнать.

— Это все равно что вырастить ребенка, разве что учились они намного быстрее и, в отличие от настоящих младенцев, больно лягались.

— И все? — разочарованно протянул Лэрд.

— Все одно и то же. Тебя это интересует только потому, что у тебя никогда не было ребенка, — сказал Язон. — Люди, у которых есть дети, поймут меня. Крики, слезы, вонь… Коша они научились самостоятельно ходить, то массу всего переломали, иногда падали и больно ушибались…

— Наши дети никогда не ушибались. До недавнего времени.

Лицо Язона исказилось. Лэрд, знавший, что он каким-то образом ответственен за День, Когда Пришла Боль, наблюдал за его душевными муками с некоторым злорадством.

— Я был счастлив, как никогда, Лэрд. Я испытывал блаженство, учась быть фермером и обучая тому же своих «детей». И не презирай меня за это — ты-то с молоком матери впитал в себя эти знания. Неужели ты не можешь описать хотя бы один-единственный день?

— Какой именно?

— Без разницы. Любой. Только не тот, когда я забрал с судна первых своих воспитанников — Капока, Сару и Бат-ту. Той осенью я еще не понимал, во что ввязался, думал, что, засеяв поле, покончу со всеми проблемами.

— Именно зимой начинается настоящая работа, — сказал Лэрд. Летний урожай питается зимней водой.

— Этого-то я и не знал, — кивнул Язон. — В общем, не надо описывать то время. Иногда я так отчаивался, что все дни сливались в бесконечную череду, — мои воспитанники, казалось, ничему не могли научиться, только и делали, что пачкали штанишки. Лучше давай опишем время, когда я понял, что у меня получается. Когда я полюбил своих детей. Найди такой день, Юстиция, и пошли сон Лэрд у.

Днем пошел снег. Ветер бушевал и неистовствовал; на улицу пришлось выйти только для того, чтобы проверить

Животных в стойлах, обойти дома и предупредить жителей о близящейся буре, да проверить, не заблудился ли кто из детей. На это ушло ровно полдня. Перебегая от дома к дому, Лэрд ощущал странное радостное возбуждение — наконец-то к нему начали относиться, как ко взрослому: ему доверили жизни людей, и никто не следовал за ним по пятам, проверяя, всех ли он обошел, всех ли предупредил. «Я почти взрослый, — подумал Лэрд. — Я почти самостоятельный человек».

К вечеру двери домов были плотно закрыты, никто не осмеливался и нос высунуть на улицу. Во внутренний дворик залетали хлесткие пригоршни снега, наметая сугробы у стен дома, амбара и кузни. Лэрд отворил окошко на двери и выглянул на улицу; ветер, тотчас ворвавшийся в маленькую щелку, жалил и слепил глаза. Это был шторм, обещанный медником. Ветер дул не ослабевая, и лишь на короткие минуты снег просто падал на землю, чтобы затем вновь нестись параллельно ей. И поди разбери, какой глубины нанесло сугробы: завеса снега скрыла все окружающие дома, сравнивать было не с чем. Только когда снегом начало засыпать дверное окошечко, Лэрд вдруг понял, что никогда деревня Плоского Залива не видала такой метели. Тем вечером они с отцом поднялись на выстуженный чердак, чтобы проверить, выдержат ли балки вес снега. После этого мальчик долго ворочался в своей постели, прислушиваясь к вою ветра за ставнями. Старые балки скрипели под тяжестью снега, опускающегося на крышу. Дважды Лэрд вставал, чтобы подбросить в огонь полено-другое. Поднимающийся вверх жар должен был пересилить сквозняк в печной трубе, иначе дым пойдет обратно в дом и убьет его обитателей.

Наконец Лэрд заснул. Ему снился очередной день из жизни Язона Вортинга, день, когда Язон понял, что основанная им колония будет жить.

* * *

Язон проснулся от мычания коров, требующих дойки. Ночью ему пришлось трижды соскакивать с кровати от криков новичков, которых он только-только доставил с корабля. Вьен, Хакс, Вэйри — беда да и только; Язон уже успел забыть, сколько беспокойств причиняют дети, поскольку его первые трое воспитанников уже стали более или менее самостоятельны. Новички просыпались вовсе не потому, что хотели есть, — их тела, тела взрослых людей, не нуждались в развитии. Они просыпались потому, что не умели видеть снов. Их разум был огромной пустынной пещерой, в которой нетрудно и заблудиться; они знали слишком мало, чтобы сновидения являлись им во мраке ночи. И они просыпались, а Язон должен был успокаивать и утешать их.

"Пора доить коров, а значит, пора вставать. Еще секундочку, и я встают.

Сколько времени пройдет, пока эти взрослые младенцы выучатся? Язон вспоминал последние месяцы, долгую зиму и еще более долгую весну, во время которых он заботился о Капоке, Саре и Батте, опекая, охраняя, обучая их, и одновременно пытаясь подготовить землю для весенних посевов. К концу весны «дети» уже повсюду ходили за ним, подражая его движениям, учась работать. Обучение заняло не так много времени, как могло показаться, — восемь месяцев, и они уже ходят, говорят, по мере сил помогают работать.