Цвет вечности - Алла Грин Страница 39

Значит, Дивия. Перед переходом Ян сказал Диане, что тот, кто нам нужен, в мой мир – мир людей – давно не ходит.

–Почему ты думаешь, что она дала мне магию?

Он поднял голову в небо, наблюдая за приближением солнца к луне. В полдень будет затмение – два светила сольются почти воедино. Но до него ещё было несколько часов.

–Вы бы, люди, назвали её богиней луны. И если кто-то и знает что-либо о твоей магии, то как раз она. Твоя магия заклинала луну, атрибутом был лунный камень.

Я была немного растерянна, но не настолько, чтобы удивиться. И тоже вскинула взгляд на полную луну. После всего, что уже случилось, абсурдным казалось только не состыковка с привычными знаниями, которые объясняли систему мироздания.

Я непринужденно пожала плечами.

–Ладно. Значит, есть боги луны, солнца, грома и молнии, огня и остальные? Но ведь день приходит не потому, что какой-то бог едет на колеснице по небу и будит мир? Мы знаем, что это не так.

У меня уже не было никаких сомнений в том, что он мне не врал. Правда о таких вещах всегда оказывалась всё более глубокой и сложной.

–Конечно не так,– подтвердил Ян.– Но есть существо, которое черпает от солнца или луны силу и управляет этой силой. Которое родилось из частиц в космосе, взаимосвязанных с этими явлениями.

По мере того, как мы продвигались в навь, я начинала с облегчением ощущать, что холод отступал. Сперва я думала, что мне лишь казалось, и я просто привыкла к мерзлоте, но под ногами и правда, становилось меньше и меньше снега, и в один момент мы очутились в настоящей зоне оттепели; под ногами была слякоть, меня начали обдавать не просто волны тепла, а волны жара. Я принялась судорожно снимать с себя слои одежды. От свитера я освободиться не могла, у меня под ним было только нижнее белье, зато пиджак я вернула Яну, а плед несла в руках. Ян предупредил меня, что эта погода ненадолго.

Вместе с теплом, прибывала и темнота, хотя для затмения ещё было не время. Только не останавливаясь и вглядываясь вдаль, мне удалось понять причину этих сгущающихся сумерек. Которые с каждым новым нашим шагом превращались больше и больше в вечер, а затем почти в ночь. Мы ступали в безразмерную непроглядную угольно-серую ширь, где цвет неба сливался с цветом земли, где линия горизонта размывалась, и уничтожались границы. Лишь над головами проглядывались бледные диски небесных светил, матовые и пепельные. На их очертании был заметен дым, неподвижные клубы застывших на месте туч.

Горячий ветер развеял мои волосы и принес запах серы. Я поморщила нос и закрыла его ладонью. Кинли чихнул и начал фыркать. Ладонь Яна легла на мою спину, словно подгоняя меня. Я не упиралась, но не хотела туда идти. Я не знала, что видит Ян впереди, но я не видела там никого и ничего, и даже не представляла, что в себе таит мрак впереди. Он был пропитан огнем, наши лица раскалял жар. Но я слышала шипение. В нескольких шагах от нас начало проглядываться подобие чего-то массивного; моё зрение постепенно адаптировалось, и спустя мгновение я разглядела контуры моста, сперва едва различая их, затем распознавая более четко. Мы замерли у его основания. Внизу, под переправой, шумела река. Черная и бурлящая. От воды поднимался вверх раскаленный пар. Река кипела. Это была дорога, ведущая нас ещё глубже в навь.

–Ян?– прошептала я.

–Это Калинов мост. 20

Следовало ожидать его здесь увидеть. Как и Реку Смородину 21. Не нужно было быть Климом, чтобы знать, что мост был раскален, и вероятно, я не могла на него ступить. Как и любые души живых. В слепой темноте, ощутив, как Ян, подхватывает меня в воздух, я поняла, что не ошиблась. Как только он вскинул меня на руки, я зажала плед подмышкой, чтобы не уронить его, а Кинли слетел с моего плеча и принялся хлопать крыльями на месте.

–Он сможет пролететь?– с тревогой спросила я.

–По недоразумению птицы иногда попадают сюда. Так что – да. Ничем хорошим это для них не заканчивается.

Я обхватила шею Яна и прислонилась к ней щекой, прячась от пара. И просто надеялась, что с Кинли всё будет хорошо, и что я не веду его на верную гибель. Понемногу я начала понимать, что значили слова о том, что домашнему дракону здесь не место.

Ян сделал шаг, и мы оказались на мосту. Если бы не было так темно, я бы решила, что под ним горит открытое пламя. Невольно прижимаясь лицом к его шее всё сильнее, я пробормотала:

–Разве не лучше было бы…?

–Не лучше,– осек меня он.

–Но я уже летала с тобой,– я почти умоляла его из-за волнения.

–В ту ночь я спасал тебе жизнь.

Не понимаю, почему я спросила, и на что рассчитывала, потому что было и так ясно, что он не пожелает обращаться в дракона, и переносить меня на своих крыльях в обличии цмока. Драконы, как он всегда говорил, «не катают людей». Он не катал меня ни когда я была маленькой, ни, тем более, сейчас. Только та страшная ночь в мой день рождения была исключением, как будто сейчас не происходило ничего из ряда вон выходящего.

Однако, я страшилась напрасно. Когда мы преодолели переправу, он разжал хватку и поставил меня на землю. Я осталась невредима. Не сгорела заживо. Не пострадали ни моя одежда, ни кончики волос. Кинли тоже не пострадал, совершив благополучную посадку на плед, который я держала в обнимку. Калинов мост остался позади нас, и, пожалуй, был единственным, что я припоминала о царстве мёртвых из легенд. На нём мои познания заканчивались. Потому, что то, что я увидела дальше – об этом не писали в сказках, не писали в книгах. Об этом не снимали фильмов. Это было нечто другое.

На этом берегу реки, в темноте, во мраке, я видела какие-то ящики прямоугольный формы, невысокие, но приподнятые от земли подложенными под них бревнами. Между ящиками плавно перемещались призрачные силуэты, облаченные в белое, будто не ступая, а скользя по земле, время от времени слоняясь и заглядывая внутрь. Ящики густо располагались посреди дороги, и, судя по едва уловимому движению силуэтов в стороне – ширились по двум сторонам от моста вдоль берега на неопределенное расстояние. Настигнув первого из них, я непроизвольно приковала к нему взгляд; мои ноги остановились сами.

Это был гроб. Деревянный, разбитый и ветхий. Редкие доски накрывали его как крышкой, обнажая в прорехах то, что находилось внутри. Точнее – того, кто там находился.

Сквозь щель я видела мелово-бледный лоб, и закрытые веки. Ниже различались ладони, лежащие на груди, на коричневом полотне, с засохшей на пальцах кровью. Раздался стон, я дёрнулась. Чуть подалась вбок, и мне открылся иной вид сквозь брешь – передо мной полностью предстало лицо женщины, средних лет. Она морщилась от боли и молила о помощи. Пряди волос лежали мокрые и сальные от пота у подбородка, а сам он вместе с губами был одной большой гноящейся раной. В следующую секунду её веки тяжело приподнялись, и безутешный взгляд упёрся прямо в меня.