Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет - Владислав Русанов Страница 39

— Ч-чую, кажись... — Пан Войцек сцепил зубы. Оставалось только позавидовать его выдержке.

Лекса сжимал захваченный из буцегарни прут, озираясь по сторонам. Кажется, искал, кому бы череп проломить. Пан Юржик присел, словно изготавливаясь к прыжку, оскалился.

— Да что ж это за беда-то? — прорычал он непослушными губами.

— Господи, страх-то какой! — Пономарь сотворил знамение. Потом еще и еще одно. Радостно закричал: — Помогает, панове! Помогает!

— Что? А? — повернулся к нему Юржик.

— Молитесь Господу, панове, и отступит наваждение! Да укрепит Господь наши души и сердца! Давайте, панове, со мной вместе! Господи, проливший кровь во искупление грехов наших! Господи, сущий на небесах и на земле! Помоги, укрепи, дай силы встретить день грядущий!

Глаза растрепанного пономаря горели истовым огнем. С таким взором, наверное, святые мученики шли совершать подвиги во имя Веры.

Ендрек осенил себя знамением, повторяя слова с детства знакомой молитвы. Увидел краем глаза, что спутники его делают то же самое.

И наваждение вправду отступило. Страх не исчез совсем, но с ним стала возможной борьба. А если возможна борьба, значит можно и победить. Заставить себя стать сильнее, забыть, вытолкнуть его в самый отдаленный уголок сознания.

— С-слышите? — вдруг проговорил Войцек.

Над Жорнищем стоял долгий крик. В нем смешались воедино плач гибнущих в огне женщин, ярость защищающихся в последнем, безнадежном бою порубежников и лихая удаль дорвавшихся до грабежа и насилия степняков.

Через несколько улиц, ближе к крепостной стене и северным воротам, вспыхнул дом. Разом окутался пламенем, выбросил к ночному небу столб искр, словно по воле чародейства. А может, так оно и было?

Огонь, крик, смерть...

Ендреку почудилась десятисаженного роста баба, растрепанная и простоволосая, в расшитой черными и красными крестами поневе и белой, распоясанной рубахе. Она беззвучно хохотала, возвышаясь над горящим городом, и размахивала простой селянской косой, по лезвию которой пробегали багровые сполохи — то ли отблески пожарищ, то ли пролитая кровь.

Глава шестая,из которой читатель дознается о появлении в отряде пана Войцека Шпары новых лиц, не очень-то желанных, а также от шинкаря Славобора, бывшего порубежника, отца четырех сыновей, узнает о переменах в жизни Хоровского воеводства, заставивших пана Шпару изменить свой путь.

Начало подзимника принесло с собой заморозки.

Побелела трава на степном приволье. Схватились тонкой ледяной корочкой лужи. Листья на деревьях вдруг стали ломкими и тяжелыми, полетели, посыпались, укрывая землю бурым ковром. Заполыхали алым гроздья рябин, словно умирающий великан кровью брызнул по краям перелесков. В прозрачном небе плыли черные крестики воронов или, как называли их в Малых Прилужанах, круков. Набегающий с юга, со стороны недалекой Стрыпы, ветерок пах гарью, кровью и мертвечиной.

Тяжкая осень выдалась для Прилужанского королевства. Уж более полувека такой не случалось, припоминали старые люди. Недород. Падеж скотины. В Угорье моровое поветрие, убивающее домашнюю птицу, начало перекидываться на людей, оставляя пустыми целые селенья. Наконец, война...

Война, грозившая с севера державы перекинуться на юг и охватить пожарищем все земли и Малых Прилужан, и Великих.

Тракты к осени почти обезлюдели.

Лишь какой-никакой запоздалый купеческий обоз возвращался из Жулян или Искороста. Возницы нахлестывали что есть мочи измученных коней, стремясь к первой пороше укрыться за стенами Хорова, казавшегося оплотом спокойствия и уверенности на юге королевства.

Зато вовсю скакали по дорогам вооруженные вершники. Редко в одиночку, хотя и нарочные гонцы порой проносились на хрипящих конях, и летели комья не застывшей окончательно грязи. А все больше по десятку, под командой урядников, настороженные, недоверчивые и злые. Скакали порубежники, скакали и драгуны. Видно, стягивал пан Адась Дэмбок войска поближе к южной столице. Зачем стягивал? А так. На всякий случай. Случаи, как известно, бывают разные.

Пятый день пан Войцек с товарищами гнали коней на восток. Памятуя неласковую встречу в Жорнище, ехать по тракту они опасались. Все из-за тех же, заполонивших дорогу военных. Так и получилось, что пробирались буераками, перелесками да заросшими частым лозняком оврагами. На постоялых дворах старались не задерживаться — ночевали под открытым небом. А за съестными припасами посылали неунывающего пана Бутлю и Лексу — все-таки местный уроженец.

Ендрека одолевала смутная хандра. От всяких невеселых мыслей голова, казалось, готова была раздуться и лопнуть. Что то ждет их впереди? Да что там их! Что будет с королевством? Куда приведут державу казавшиеся во время летнего Великого Сейма такими простыми, понятными и человечными паны, представляющие партию «Золотого пардуса»? Сумеют ли не растранжирить, не пустить по ветру доставшееся от Витенежа благосостояние, а главное, доброе имя Прилужанского королевства? Ведь трех месяцев не прошло, а результаты налицо. Лужичане режут лужичан, на бранную потеху радостно слетаются зейцльбержцы и степняки-южане. Кто еще? Грозин с Мезином? Заречье? Угорье? Далекий, просвещенный, но не чуждый желанию урвать от соседского пирога кус послаще, Руттердах?

Меченый тоже ехал туча тучей. Думал ли он о том же, что и Ендрек? Студиозус не решался спросить. После Жорнища с паном Шпарой вообще опасались заговаривать. Даже Лодзейко, пересыпающий свою речь, по привычке церковного служащего, вычурными и устаревшими словами. Впрочем, с остальными он шутил, пытался рассказывать байки из жизни священников, начинающиеся обычно словами «как-то раз дьяк говорит попу...»

Шестой их спутник держался в отдалении. Днем он находился в пределах видимости, но на расстояние, позволяющее слышать и разговаривать, не приближался. Не он ли, кроме всего прочего, был виновником дурного настроения пана Войцека? Кто знает?.. Очень даже может быть.

Откуда взялся он? Почему упрямо понукал мухортого низкорослого конька с растрепанной гривой и злыми, налитыми кровью глазами?

Те промозглые сумерки позднего кастрычника, окропившие беглецов мелким дождиком, ознаменовались еще одной встречей, помимо тесовского пономаря, увязавшегося за ними в темноту и неизвестность.

После приступа необъяснимого ужаса, относительно которого Лекса высказал предположение — мол, чародейские штучки басурманских шаманов, не иначе, — стало ясно, что бой за город порубежниками проигран. Очевидно, против них и было направлено неизвестное колдовство. Если это было колдовство, конечно, а не игра больного воображения.

В Жорнище ворвались аранки.

Почти одновременно в разных концах города — в кузнечной слободе, в кварталах шорников и бронников — вспыхнули пожары. Истошно закричали женщины. Понеслись по узким улочкам небольшие ватаги всадников. Степные кони хоть и невелики ростом, а все равно улицы — не степь, всем чамбулом не попрешь. Волей-неволей одной большой своре грабителей пришлось разбиться на десяток-полтора маленьких.