Легенда о Круге. Книга 2. Клятва на стали - Дуглас Хьюлик Страница 39

– Со стороны его жены Ахнийи, – уточнил Рааз, вновь повернувшись ко мне. – Через дядю мужа ее сестры. Я родственник, в лучшем случае, по имени и закону, но не по крови. В отличие от сородичей Джелема, мое племя не имеет причин от него отрекаться даже после его изгнания. – Он посмотрел на мою руку. – Или желать ему смерти.

– Однако ты называешь его родней, – заметил я. – Мне казалось, что джанийцы не признают семейной связи с изгоями.

– Это племенные особенности, – отмахнулся тот. – Очень сложные. Из моих сородичей одни согласятся с вами, другие – нет. Джелем помог мне поступить в эль-куаддийский вахик-тал, и я глубоко почитал его еще до того, как он женился на Ахнийе и стал моим дальним родственником. Когда от него отказались свои, я предпочел по-прежнему считать его родней. Что касается тазанов… – он отвернулся и якобы небрежно сплюнул, но я не сомневался в продуманности всех его действий, – это мелкие недоумки. Их старейшины не властны над тем, что я храню в моем сердце.

Мы с Птицеловкой переглянулись. Она вздернула плечи, ясно показывая: «Ты старший, тебе и решать».

Из того немногого, что я вынес из бесед с Джелемом, мне было известно, что джанийское общество представляло собой хитроумное переплетение кровных уз и социальных связей, причем то и другое нередко пребывало в противоречии. По вертикали выстраивались отношения племенные, и каждый джаниец принадлежал к некой группе, которую именовал «семьей и домом». Внутри племени существовали кланы и прочие объединения, но решающей считалась верность племени, которая определяла выбор джанийца, когда речь заходила о политических интересах. Одновременно существовала и горизонтальная составляющая, образованная разнообразными общественными кастами. Она определяла повседневную жизнь большинства джанийцев, начиная от промысла и заканчивая местом жительства и кругом общения. Человек рождался в касте, проживал в ней жизнь и там же умирал. Единственными исключениями были две просвещенные касты: Путь Пера и Путь Света – писцы и маги. Попасть в них при наличии способностей и упорства теоретически мог любой, повысив тем самым свой статус благодаря прилежанию и покровительству. Но, по словам Джелема, это был трудный путь, который охраняла элита, препятствовавшая вторжению низов.

Если Джелем помог Раазу поступить в вахик-тал, магическую академию в Эль-Куаддисе, то я полагал, что тот находился перед ним в серьезном долгу. Джелем же долгов никогда не забывал и не прощал.

Я скрестил руки, показывая, что не берусь за оружие. Рааз улыбнулся.

– Идемте же, – позвал он. – О встрече уже условлено.

– О встрече? – не понял я. – Но в письме было сказано искать тебя здесь.

– Я всего лишь курьер. Мои ранг и положение не позволяют вести переговоры о том, чего вам угодно. Если вы хотите обсудить влияние на прослушивание и его стоимость, то вам придется обратиться к старейшинам. Пожалуйте за мной.

Рааз пошел вглубь извилистых улиц, и мы покорно последовали за ним. Через несколько поворотов я спросил:

– Скажи, а как относится Деспотия к вещам, которыми ты занимался?

– Что вы имеете в виду?

– Тени, – пояснил я. – Глиммер.

Рааз недоуменно взглянул, затем рассмеялся.

– Глиммер? Вы про магию? – Он всплеснул руками. – Восхитительно! Я должен запомнить: «глиммер». Очень хорошо. – Рааз с улыбкой покачал головой. – Я получил подготовку в вахик-тале. Как у всякого йазани, моя магия принадлежит деспоту. – Он поднял левую руку и приспустил рукав, показав железный обруч на запястье. – Это знак моего долга перед деспотом во всем. Академии существуют лишь благодаря его покровительству. Применяя свой дар на потеху его подданным, я служу ему службу – в какой-то малой степени возвращаю долг.

– А что же деспот получает взамен?

– Возможность призвать вахик-талы и их учащихся, разумеется.

– Для какого-то дела?

– Для большинства дел.

Я кивнул. Нешуточная опора.

– Как относится деспот к магии более стойкой? Или более мощной?

– Мы делаем то, что необходимо и потребно. Высшие Волхвы Пятнадцати Блистательных Вахиков прописали ограничения – конечно, после совещания с деспотом и его визирями, но очень многое остается на усмотрение практикующего, иначе как нам исполнить долг перед деспотом? – Рааз покосился на меня. – Разве в вашей империи не так?

– Не совсем. – Я хмыкнул. – О да, у нас имеются уличные маги, которые латают кастрюли и устраивают мелкие представления. Но более искусные Рты – те, что знают свое ремесло, как вы с Джелемом, – ходят по лезвию. В Илдрекке можно творить заклинания за деньги, но вещи более прочные и серьезные запрещены.

Именно поэтому торговля переносным глиммером и самыми мощными устными заклятиями была вотчиной Круга. Черный рынок магических услуг являлся детищем Круга и его первого и последнего короля Исидора.

– Но перед вашими имперскими магами, Эталонами, трепещут и в Джане, и за его пределами. – Рааз покачал головой. – Как может империя сдерживать магию, творимую такими могущественными людьми?

– Эталоны – другое дело. Это личные маги императора. Им ведомы заклинания, неизвестные более никому; они имеют доступ к знанию, за которое обычному Рту грозила бы смерть. – (Или Носу, или Серому Принцу, если на то пошло.) – Насколько я понимаю, их магия находится за пределами возможностей прочих Ртов.

– Вы говорите о ваших Ангелах? – осведомился Рааз с учтивой неуверенностью. – Хотите сказать, что они каким-то образом наделяют властью ваших Эталонов?

– Такова имперская точка зрения.

– И что же?

– Разве я похож на священнослужителя?

После этого мы умолкли, но я, пока мы шли, время от времени ловил на себе взгляд Рааза. Я знал правду о могуществе Эталонов и об имперской магии: о том, как применявшие ее мужчины и женщины использовали свои души для собирания и обуздания силы, а также о том, как она калечила и пожирала эти души. Я прочел об этом в старинном дневнике, но не собирался рассказывать джанийскому Рту.

Рааз вел нас кривыми путаными улочками, которые казались типичными для большинства джанийских городов. Чистые или грязные, людные или пустынные, они единой нитью вились через все населенные пункты Джана, где я побывал. Исключения – широкие, прямые бульвары, которые тянулись от одного общественного места до другого, будь то храмы, парки, рынки или пекарни, – выделялись именно уникальностью.

Правда и прямота напоказ, уклончивость и коварство подспудно – да, это выглядело вполне по-джанийски.

Мы достигли небольшой двери, порог которой находился ниже уровня мостовой. Железный ключ и приглушенное бормотание позволили нам войти. Три шага вниз, пять вперед, четыре вверх. Там стоял дюжий джаниец с кривой саблей. Он кивнул Раазу, когда тот отпер дверь, и уставился на нас с Птицеловкой. Позади него виднелась винтовая лестница, уходившая в подполье.