Женщина в черном 2. Ангел смерти - Мартин Уэйтс Страница 39

– А я думаю – это он. Он это сделал.

Эдвард похолодел – голос девочки был знаком ему даже слишком хорошо. Флора. Раньше она была его единственной союзницей, неизменно принимала его сторону против всех, и… теперь это закончилось.

Эдвард покосился на Флору и увидел в ее лице боль, обиду… и кое-что другое, куда более ужасное. Страх. Флора боялась его. Боялась панически, до ужаса.

Эдвард отчаянно хотел что-нибудь сказать или хотя бы заплакать – и не мог. Загнанный в темницу собственного тела, он был способен лишь молча стоять и слушать, как обсуждают его другие, да делать вид, что не слышит.

Руби, вдохновленная реакцией Флоры, снова пошла в атаку.

– Джеймс, – сообщила она тревожно, – а ты-то… ты молоко его пролил.

– Ничего я не проливал, – вскинулся Джеймс, пытаясь не обращать на слова Руби внимания, однако по неуверенному тону было ясно: девочка его зацепила за живое.

– Еще как пролил-то, – торжествующе парировала Руби.

– И еще ты это… ты в комнате его запер тогда, вот, – подключился Элфи.

– Том его запер, – огрызнулся Джеймс раздраженно. – Том, а не я!

Эдвард увидел: Фрейзер поднял руку и ткнул в Джеймса пальцем, его глаза чуть из орбит не повылазили:

– Ты следующий!..

– Ой, да заткнитесь вы уже, – сплюнул Джеймс. – С души воротит вас слушать, дурачье. Совсем ума не нажили.

Резко развернулся и пошел к Эдварду, – только Эдвард не мог себя заставить даже глаза на него поднять. Даже теперь, через расстояние, он все еще ощущал холод ладони, взявшей его однажды за руку, чувствовал холод и запах гниения дома на острове.

– Слышь, Эдвард, – неловко забормотал Джеймс, подобравшись к нему почти вплотную, – ты это… уж прости, что мы тебя тогда в детской заперли. Я не думал… – Тяжелый вздох. – Извини, короче. Я ничего не сделал. Надо было что-то сделать, а я не смог. И прости, что я молоко твое пролил. Я не хотел, оно случайно так вышло.

Эдвард молчал. Джеймс, подвинувшись, встал прямо против него, и смотреть в сторону уже не получалось.

– Может, станем опять друзьями?

Эдвард хотел ответить, хотел сказать – конечно, здорово, давай снова дружить, давай веселиться вместе, как раньше… и не мог.

Стоило попытаться открыть рот – и руку тихонько сжимала холодная рука давным-давно умершей женщины и запах сырости и гнили становился сильнее. Эдвард уехал из дома на острове, но дом остался с ним. Остался в нем.

– Эдвард?

Мальчик, повернув голову, смотрел в пустое тусклое небо.

Глаза Джеймса печально потемнели. Он махнул рукой – и пошел прочь.

Начинался дождь.

Дождь полил в полную силу; капли стремительными автоматными очередями громыхали по крыше из рифленого железа. Едва он только начался, Ева силой загнала детишек в бункер. Вот они – все вместе, целые и невредимые, сбились в нахохленную стайку в центре помещения. Чуть позади стояла Джин, обнимая за плечи ближайших к ней, – правда, объятие ее больше смахивало на мертвую хватку, так крепко стискивала она детские плечи. Ева никак не могла взять в толк: то ли директриса отчаянно пытается доказать себе, что ребята наконец в безопасности, то ли боится упасть от изнеможения без их поддержки? В последнее время баланс сил в их маленькой группе полностью сместился – Джин больше ничем не могла помочь, не могла предложить никаких конструктивных решений. Случившееся далеко выходило за рамки не только личного ее опыта, но и понимания. Лидером оказалась Ева. Она не желала для себя подобной роли, но раз уж так вышло – оставалось надеяться на то, что она справится. А иначе всем им придется плохо.

Внутри бункера не было окон, обстановка нагоняла тоску. Он представлял собой одну длинную комнату с каменными стенами, обшитыми выгнутыми листами рифленого железа, – обшивка, изгибаясь, уходила вверх, к потолку. В одном конце помещения стояла приставная лестница – она вела к отверстию в потолке; в другом располагалась трансформаторная будка, снабжавшая энергией системы освещения и обогрева. Две лампы, свисавшие с потолка, заливали комнату безотрадным, стерильным светом.

Ева смотрела на детей – широко распахнутые глаза, полные страха лица. Да, пожалуй, даже в Лондонском метро во время воздушных налетов и то было безопаснее. Совершенно необходимо сказать им что-нибудь. Утешить, подбодрить… помочь.

– Поезд на Лондон отправляется завтра утром, – ее собственный голос звучал словно чужой. – Сегодня переночуем здесь.

С трудом найдя в себе силы, прилепила к губам улыбку, однако, судя по испуганным, измученным мордахам ребятишек, им было уже все равно.

В трансформаторной будке Гарри открыл стенной шкаф и извлек оттуда несколько тонких, комковатых матрацев.

– Собственность Министерства обороны, к сожалению, – пояснил он последовавшей за ним Еве, – но, полагаю, на одну ночь сгодятся. Детям будет где поспать.

– Спасибо, Гарри, – улыбнулась Ева улыбкой, совершенно не напоминавшей ту, которой она безуспешно пыталась утешить детей. – Уверена, им прекрасно подойдет.

Гарри отправился раскладывать и пересчитывать матрацы, а Ева воспользовалась его отсутствием, чтобы оглядеться. Внимание ее немедленно привлекла старая, помятая фотография, прикрепленная к пульту генератора. Ева сняла фотографию, всмотрелась – с нее улыбался экипаж летчиков, стоявших в обнимку у бомбардировщика, – такие молодые, веселые, полные жизни! В человеке в центре она узнала Гарри.

– Это ты, правда? – показала она, протягивая фотографию вернувшемуся Гарри.

Гарри, нагруженный новой партией матрацев, взглянул, намереваясь ответить, увидел, что Ева держит в руках, потемнел и осекся.

– Был когда-то, – ответил коротко.

И отвернулся.

Настала ночь, дождь уже лил как из ведра. Мир снаружи потемнел и наполнился шумом.

Дети в бункере по-прежнему прижимались друг к другу, почти не разговаривали, почти не шевелились, сразу попадали на матрацы, стоило Гарри их расстелить. Абсолютно измотанные, но при этом чересчур встревоженные, чтобы уснуть, они просто лежали на матрацах, разложенных в центре комнаты кругом. «Прямо как в вестернах, – подумала Ева, – там переселенцы точно так же кругом располагали на ночевку фургоны, чтобы, в случае чего, от нападения индейцев было удобнее защищаться».

Гарри, Ева и Джин сидели у стены на раскладных металлических стульях. В бункере было тихо – лишь монотонно и непрестанно барабанил по кровле дождь.

Эдвард лежал чуть поодаль от остальных, на спине – руки сложены на груди, немигающий взгляд устремлен в потолок. Другие дети старались заснуть или хотя бы вид делали, что стараются, а он и не пытался. Еве почему-то показалось: тело мальчика – тюрьма, из которой он всеми силами рвется на свободу.