Делириум - Лорен Оливер Страница 39

По ночам я сплю без снов. Дни провожу как в тумане.

За десятилетия до того, как разработана процедура исцеления, болезнь стала настолько опасна и получила такое широкое распространение, что уже крайне редко можно было встретить молодого человека, который бы до своего совершеннолетия не переболел делириа нервоза в той или иной форме (см. «Статистические данные: эпоха до границ»). Многие ученые полагают, что само общество до исцеления было отражением болезни — его характерными чертами были раздробленность, хаос и нестабильность… Почти половина браков распадалась… Резко возросла смертность из-за употребления наркотиков и алкоголя.

Люди жаждали избавления от болезни и защиты от нее. Многие начали экспериментировать с народными средствами, которые сами по себе были смертельно опасны, из обычных лекарств от простуды синтезировали вызывающие привыкание и часто приводящие к смертельному исходу препараты (см. «Народная медицина на протяжении веков»).

Открытие процедуры исцеления приписывают Кормаку Т. Холмсу, неврологу и члену первого Консорциума новых ученых. Холмс один из первых апостолов Новой религии — учения о Боге, науке и порядке. Кормак Т. Холмс был канонизирован, его тело бальзамировали, оно выставлено в Мемориале святых, Вашингтон, округ Колумбия (см. фото, с. 210–212).

Э. Д. Томпсон. Краткая история Соединенных Штатов Америки. Раздел «До границы», с. 121

Жарким вечером в конце июля я возвращаюсь домой из «Стоп-энд-сейв» и слышу, как кто-то окликает меня по имени. Я поворачиваюсь и вижу, что ко мне вверх по склону холма бежит трусцой Хана.

— Так, значит? — спрашивает она, поравнявшись со мной. — Теперь ты просто проходишь мимо?

В ее голосе явно слышна обида, что странно.

— Я тебя не заметила, — оправдываюсь я.

И это правда. Я устала. Сегодня в магазине была инвентаризация, я снимала с полок и ставила обратно упаковки с памперсами, консервы, рулоны туалетной бумаги, считала и пересчитывала товар. Руки болят, а когда закрываю глаза, вижу бесконечные штрихкоды. Я так вымоталась, что даже не стесняюсь идти по улице в перепачканной футболке с трафаретом «Стоп-энд-сейв», которая к тому же размеров на десять больше моего.

Хана смотрит в сторону и кусает губу. Мы не разговаривали с той ночной вечеринки, и я отчаянно пытаюсь подыскать какие-нибудь подходящие для нашей встречи слова. Трудно поверить, что она была моей лучшей подругой, мы могли целый день провести вместе и нам всегда было о чем поговорить; порой, когда я возвращалась от Ханы домой, у меня горло болело от смеха. А теперь между нами как будто стеклянная стена, невидимая, но непроницаемая. Наконец я нахожу, что сказать.

— Я получила список кандидатов.

— Почему ты мне не перезвонила? — одновременно со мной спрашивает Хана.

Мы обе замолкаем, а потом снова говорим хором.

Я:

— Ты мне звонила?

Хана:

— Ты уже дала согласие?

— Ты первая, — уступаю я.

Как ни странно, но видно, что Хана чувствует себя некомфортно. Она смотрит на небо, потом на малыша в купальном костюме на другой стороне улицы, на двух мужчин, которые грузят ведра в грузовик, смотрит на что угодно, только не на меня.

— Вообще-то я оставила тебе три сообщения.

— Я не получала никаких сообщений, — скорее говорю я, и сердце мое начинает учащенно биться.

Неделями я злилась на Хану из-за того, что она не пыталась со мной связаться после той вечеринки. Я злилась, и мне было обидно. Но я сказала себе, что так даже лучше — Хана переменилась и теперь ей, вероятно, не о чем со мной говорить.

Хана смотрит на меня, как будто сомневается в том, что я говорю правду.

— Кэрол не сказала тебе, что я звонила?

— Нет, клянусь.

У меня словно гора падает с плеч, и я смеюсь. В эту секунду я понимаю, как сильно соскучилась по Хане. Даже когда она на меня злится, она единственная общается со мной по собственной воле, а не из чувства долга или ответственности перед семьей и всего прочего, что в руководстве «Ббс» считается таким важным. Все остальные в моей жизни — тетя Кэрол, кузины, девочки из школы, даже Рейчел — уделяют мне свое время только потому, что так надо.

— Честное слово, я понятия не имела, что ты звонила.

Однако Хана не смеется, она хмурится.

— Не волнуйся. Это пустяки.

— Послушай, Хана…

Но она меня перебивает:

— Я же сказала — пустяки.

Хана скрестила руки на груди и пожимает плечами. Я не знаю, поверила она мне или нет, но в одном я уверена — в итоге все изменилось. Счастливого воссоединения подруг не будет.

— Так тебе подобрали пару? — вежливо, даже немного формально спрашивает Хана.

Я решаю отвечать таким же тоном.

— Брайан Шарфф. Я дала согласие. А ты?

Хана кивает. У нее дергается уголок рта. Почти незаметно.

— Фред Харгроув.

— Харгроув? Однофамилец мэра?

— Его сын, — уточняет Хана и снова смотрит в сторону.

— Ух ты! Поздравляю.

Я не в силах скрыть, что эта новость произвела на меня впечатление. Хана, должно быть, сразила всех эвалуаторов. Хотя это и неудивительно.

— Да уж, повезло.

Голос Ханы абсолютно ничего не выражает. Я не понимаю ее сарказма, ведь сознает она это или нет, ей действительно повезло.

Вот оно — мы стоим рядом на раскаленном от солнца асфальте, но с таким же успехом могли бы быть в тысяче миль друг от друга.

«Если стартовали по-разному, то и финишируете по-разному».

Эту старую пословицу любит повторять тетя Кэрол. До сих пор я не понимала, насколько это верно.

Видимо, поэтому тетя и не передала мне, что Хана звонила. Три телефонных звонка трудно забыть, а тетя очень аккуратна в таких вопросах. Может, она решила приблизить неизбежное, подтолкнуть нас с Ханой к финалу наших отношений. Она знает, что после процедуры наше с Ханой прошлое, наша общая история уже не будут иметь такого значения. Однажды наши воспоминания поблекнут, и у нас уже не останется ничего общего. Вероятно, тетя пыталась меня защитить. По-своему.

Нет смысла предъявлять ей претензии. Она не станет ничего отрицать, просто посмотрит на меня пустыми глазами и процитирует какую-нибудь истину из руководства «Ббс».

«Чувства преходящи. Время не ждет никого, но путь ждет человека, чтобы он его прошел».

— Домой идешь?

Хана по-прежнему смотрит на меня как на незнакомого человека.

— Ага. Решила, что лучше мне спрятаться, пока никто не ослеп от такой красоты, — я показываю на свою футболку.