Буря Жнеца. Том 2 - Стивен Эриксон Страница 39

Он некоторое время смотрел на Урут.

– Вам запретят принимать посетителей.

– Знаю.

– Первый испуг проходит.

Она посмотрела на него, всем своим видом выражая неприкрытое презрение.

– Вместо него наступает отчаяние.

– Прочь отсюда, ничтожество.

– Снимите с нее накидку, – приказал Сиррин с улыбкой. – Не одному же Томаду страдать от холода.

Урут оттолкнула руку стражника и сама отцепила застежку.

– Большой глупостью было отказывать в почестях эдур, – произнес Сиррин. – Что ж, тогда получите, – он обвел рукой крошечную камеру с протекающим потолком и потрескавшимися стенами, – почести от летери. С нижайшим поклоном.

Урут не ответила. Сиррин обернулся к стражникам:

– Идемте. А они пусть остаются в темноте.

Когда их шаги окончательно стихли, Пернатая ведьма выбралась из камеры, в которой пряталась. В ее уединенный мирок пожаловали гости. Причем незваные. Эти коридоры: неровный каменный пол, скользкие стены, затхлый воздух, запах разложения, темнота – все здесь принадлежало ей.

Томад и Урут Сэнгар. Урут когда-то была хозяйкой Пернатой ведьмы. Что ж, справедливо. Пернатая ведьма, в конце концов, летери, но теперь-то, несомненно, серый прилив превратился в отлив.

Она выбралась в коридор, мягкие мокасины совершенно не производили шума. Она замерла. Может, заглянуть к ним? Посмеяться над их нуждой? Соблазн велик. Но лучше остаться невидимой; не надо им знать, что она тут.

Они переговаривались друг с другом. Пернатая ведьма подошла поближе и прислушалась. Говорил Томад:

– …ненадолго. Именно это, жена, больше всего заставляет нас действовать. Ханнан Мосаг обратится к женщинам, и мы заключим союз…

– Не будь так уверен, – ответила Урут. – Или ты уже забыл, чего на самом деле добивается колдун-король? Все это его рук…

– Увы, придется забыть. Другого выхода нет.

– Возможно. Но придется идти на уступки, а это непросто, потому что мы не доверяем друг другу. Да, конечно, он поклянется – как ты говоришь, выхода нет. Однако чего стоит слово Ханнана Мосага? Его душа отравлена. Он по-прежнему жаждет того меча, заключенной в нем силы. Ее мы ему не отдадим. Никогда и ни за что!

Зазвенели цепи, и снова заговорил Томад:

– В его голосе не было безумия.

– Нет, не было, – тихо сказала Урут.

– Его гнев был праведным.

– Да.

– Как и наши действия на Сепике, когда мы увидели, насколько низко пал наш народ. Они же вели жалкое существование, они предали свою волю, свою гордость, себя самих. Они же тисте эдур! Если бы мы знали об этом с самого начала…

– Мы бы оставили их в покое, муж?

Томад помолчал.

– Нет. Отомстить малазанцам было необходимо. Ради нас, а не ради родичей. Рулад этого не понял.

– Все он понял, Томад. Наших родичей бросили в трюм, потом в яму. Рулад прав. Мы наказывали их за их неудачу. Это тоже месть. Мы мстили своей же крови.

– Вот только, когда принималось решение, ты что-то промолчала, жена, – горько ответил Томад. – Так что можешь кичиться своей ложной мудростью сколько хочешь, а меня от нее уволь. Уж лучше молчание.

– Как пожелаешь, муж.

Пернатая ведьма отошла от их камер. Итак, Ханнан Мосаг узнает. Что он тогда сделает? Будет разыскивать женщин-эдур? Хотелось бы верить, что нет. Если у Пернатой ведьмы и были настоящие враги, то именно они. Мог ли колдун-король сравниться с ними? В коварстве – безусловно, а вот в силе? Вряд ли. Если, конечно, у него не имелось незримых союзников.

Нужно обсудить это со Странником, с богом.

И заставить его… пойти на кое-какие уступки.

Улыбаясь, Пернатая ведьма неслышно прошла по коридору.

Мысль об участи, которая ожидала Томада и Урут Сэнгар, на мгновение пронеслась у нее в голове, но тут же пропала, не оставив и следа.

Один из подземных тоннелей под Старым дворцом вел почти к пересечению между Главным каналом и каналом Ползучих гадов. Проход был заложен кирпичом в трех местах, и кладку Ханнан Мосаг не трогал. Он просто исказил реальность с помощью Куральд Эмурланна и прошел насквозь. В этот раз он провел с собой Брутена Трану.

Пока Ханнан Мосаг занимался приготовлениями, его последователи прятали воина – непростая задача. Нет, дело не в том, что по всему дворцу велись поиски, хотя в последнее время все пребывали в постоянном состоянии смятения и страха. С пугающей частотой кто-то пропадал, особенно тисте эдур. Однако в этом случае главной проблемой был сам Брутен Трана.

Человек сильной воли. Но это нам на руку, если только я смогу вбить ему в голову, что нетерпеливость – порок. Воину никуда без решимости, верно, но нужно знать время и место этой решимости, а до них еще не дошли.

Ханнан Мосаг провел Брутена в небольшой зал в самом конце тоннеля. Это было восьмиугольное помещение, сложенное из неровных камней. Сводчатый потолок выложен потускневшей и потемневшей медью. Такой низкий, что зал выглядел как землянка.

Когда колдун-король только нашел это помещение, оно и прилегающая часть тоннеля были под водой, чем дальше – тем глубже. Темная, мутная жижа плескалась почти под самым потолком.

Ханнан Мосаг откачал воду через небольшой разрыв, который вел в мир Зарождения. Запечатав разрыв, он быстро, по-крабьи, протащил внутрь жерди из черного дерева. Покрытый слизью коридор снова начало затапливать, но колдун-король донес связку до зала, размотал ее и принялся строить восьмиугольную ограду, отстоящую от стен на ширину ладони, по две на каждую сторону. В густой тине, покрывавшей пол, жерди стояли почти вертикально. Закончив с этим, Ханнан Мосаг полностью раскрыл Куральд Эмурланн.

Цена оказалась ужасной. Он пытался очистить свой Путь от хаоса, от ядовитого дыхания Увечного бога, но задача была непосильной. Его изуродованное тело, изломанные кости, жидкая, почерневшая кровь – все это теперь служило миру злобы, в котором правил Падший, образуя слияние между жизнью и силой. Так много времени прошло с тех пор, как колдун-король в последний раз ощущал – по-настоящему – чистое прикосновение Куральд Эмурланна, и поэтому, даже разорванный и ослабленный, он сильно опалил его.

Запахло горелой плотью и палеными волосами. Ханнан Мосаг пытался призвать благословение на храм, запечатать силу Тени в этом новом, его собственном храме. Борьба шла всю ночь, ледяная вода все прибывала, ноги занемели. Концентрация стала пропадать. И в отчаянии, чувствуя, что больше не вынесет, он воззвал к Отцу Тени.

Скабандари.

В отчаянии, зная, что все пошло прахом…

И вдруг – всплеск силы, чистой и несгибаемой. Вода вскипела и превратилась в могучие клубы пара. Сухой, как в печи, жар исходил от стен. Грязь на полу запеклась, и жерди черного дерева встали как вкопанные.