Утраченный трон - Эд Гринвуд Страница 4

— Конечно, если большинство высокопоставленных граждан Аглирты выступят против меня и не подтвердят свою верность законному королю, то я сочту своим долгом освободить Речной Трон ради блага государства, а также назвать своего преемника. Поступить иначе означало бы ввергнуть прекрасную Аглирту в войну. Те, кто не захочет иметь короля или выбранного мною преемника, пускай обдумают этот вопрос и решат, сумеют ли они надежно защитить государство, если ввергнут его в пучину беззакония. Или они предпочитают отдать его во власть баронов, разбойников и магов, которые обрели силу во время моего долгого сна.

Уголки рта короля приподнялись в подобии улыбки, пока он обводил взглядом свой двор. Прежде деловито перешептывавшиеся люди, чья лесть и бесконечные интриги так досаждали ему, на несколько мгновений объединились в ошеломленном молчании. Он удивил — даже шокировал всех.

Один из двух наместников, стоящих ближе других к трону, шевельнулся, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал; на его хмуром лице явственно читалось замешательство.

— Слушаю тебя, Пелард из Ярсимбры, — мягко сказал король Сноусар, впервые позволив себе улыбнуться по-настоящему.

Пока наместник качал головой, не в силах сформулировать дипломатичную фразу и собрать разбегающиеся мысли, улыбка на лице Пробужденного короля становилась все шире, пока не засияла так же ярко, как любой из самоцветов, украшающих роскошные одежды придворных на острове Плывущей Пены.

— Да уж, мрачное местечко, — пробормотал Хоукрил, отступая назад, и махнул рукой спутникам, чтобы они тоже отошли.

Какой-то крохотный зверек с черной полосой на спине выкатился из-за камня впереди и нырнул за соседний.

Краер кивнул.

— Да, но по мне так лучше быть здесь, пускай даже чудовища и разбойники поджидают за каждой третьей аркой, чем в том гадюшнике, где обитает король.

Эмбра подняла одну бровь.

— Ты имеешь в виду королевский двор Аглирты, насколько я понимаю?

— Вот именно. Очень меня интересует, сколько баронских магов скрылись под другими личинами и именами, а теперь обратились в придворных, чтобы остаться так же близко к власти, как и прежде!

Сараспер нахмурился.

— Ну да… Наверное, ты прав. Откуда взялись все эти щеголи и льстецы? Не могли же они явиться во всем своем блеске из пещер и деревенских хижин острова Плывущей Пены, ведь Кровавый барон… Прости, детка.

— Не стоит извиняться, — пробормотала Эмбра, делая ему знак продолжать.

— …сделал свою крепость практически неприступной!

— Может, это коглауры? — высказал догадку Хоукрил.

— Неужели их так много? И почему они оказались в самой гуще событий, если обычно стараются прятаться и действовать незаметно?

— И так вжились в образы скупцов, глупцов и интриганов, стремящихся к собственной выгоде, — прибавил Краер. Он поймал взгляд латника и добавил с улыбкой: — Да, для некоторых из нас это развлечение, но не для коглауров, по-моему.

— Так откуда же они все появились? — тихо спросила Эмбра Серебряное Древо.

Сараспер пожал плечами:

— Готов поручиться, что мы сильно ошибаемся, считая их всех союзниками. А ты, детка, думаю, хотела спросить: кто они, кому служат в действительности и каковы их планы насчет Аглирты?

Эмбра кивнула.

— Действительно. Я думаю, что на самом деле королю не только важно, чтобы мы отыскали Дваеры; он ждет, что мы поможем ему найти ответы именно на эти вопросы.

— А я думаю, — проворчал Хоукрил, снова осторожно шагнув вперед с поднятым мечом, — что наш король не глуп и что эти две задачи как-то связаны.

ВЫСОКИЕ СВЕЧИ, слабо мерцающие в высоких деревянных подсвечниках, озаряли колеблющимся светом по-девичьи красивое лицо человека, бродящего по дому. Обычно барона Одемана Сиятельного нельзя было застать одетым в столь поздний час: господин барон не пользовался репутацией человека выносливого и целеустремленного. Но сейчас выражение его больших темных глаз казалось достаточно жестким и решительным. Он поправил светильник над конторкой, положил в круг света принесенную книгу и открыл ее в заложенном месте.

— «Воистину пустая болтовня разнеслась до самого солнца, чтобы прославить его героический поступок, ослепивший всех тех, кто имел несчастье внимать его блестящему успеху», — прочел он шепотом, потом захлопнул книгу и почти с яростью добавил: — Великий он бард или нет, но я не могу понять ни единого слова! Бред, все вокруг — сплошной бред!

Освещение у него за спиной на миг изменилось, и правитель Сиятельного обернулся с быстротой, которая больше пристала человеку военному, а не любителю поэзии. Его напряженная готовность не укрылась от взгляда человека, который, приближаясь, заслонял пламя свечей, и вошедший быстро прошептал:

— Это я, господин. Всего лишь Маргурпин.

— И что же привело тебя сюда в столь поздний час, любезный Мар? — спокойно спросил барон, и голос его звучал так, будто он уже знал ответ.

Его управляющий постарался не выказать удивления, услышав тон своего хозяина, но ведь они знали друг друга уже много лет. То, с каким усердием он постарался изобразить бесстрастие, как раз и означало удивление.

Маргурпин сильно похудел и состарился не по годам на службе у барона Сиятельного, его постоянно донимали мелкие заботы, например такие, как сейчас.

— Господин, — произнес он решительно, — к вам посетители. Два человека, лица скрыты капюшонами, голоса мне незнакомы. Сейчас эти люди стоят у садовой калитки и утверждают, что вы их ждете и что им надо переговорить с вами. И больше ничего не хотят говорить. Им пришлось миновать три сторожевых поста или пробиться через них с боем, чтобы пройти так далеко, и ни разу не прозвучал сигнал рожка или хотя бы крик.

Усталые серые глаза управляющего смотрели почти с упреком, он по привычке поднял руку и погладил свои тонкие усики.

Барон лишь кивнул и распорядился:

— Проводи их сюда, в эту комнату, а потом иди спать, старина. Все в порядке, и все будет в порядке.

Эти последние слова были пустой фразой, которая слетала с уст барона по двадцать раз на день или даже чаще, но, по-видимому, Маргурпина успокоила уверенность хозяина, он с изяществом поклонился и эхом отозвался: «В порядке, и будет в порядке». Три летящих лебедя, символы Сиятельного, вышитые спереди на плече его камзола, сверкнули в лучах света, когда управляющий повернулся к двери.

Барон подхватил вызвавший его неудовольствие сборник стихов, одновременно щелкнув пальцами другой руки. Тут же в дальнем конце комнаты отодвинулась занавеска, и из-за нее показался старик с впалыми щеками и длинным, острым носом, облаченный в роскошное одеяние с высоким стоячим воротником. Правда, движения и повадки его несколько не соответствовали столь пышному наряду: в них чувствовалось нечто по-воровски хитрое. Не зря же Рустала Фолкрона, придворного мага барона Сиятельного, некоторые называли (за его спиной и на темных улицах) «старой крысой».