Омут - Лика Лонго Страница 4

— Да-а… Тут, как говорится, наука… — туманно пояснил старший неизвестно кому, осторожно спускаясь по лестнице.

Я услышала, как скрипят половицы, и улыбнулась: свиноподобный полицейский присмирел и уже не грохотал сапогами. Профессор Стоян с видом безвинного страдальца шел за ним, кротко сложив пухлые ручки на животе.

— Не желаете ли осмотреть другие помещения, дражайшие? — вежливо предложил он, когда мы оказались на террасе.

Высокий вопросительно посмотрел на начальника. Он явно был не прочь увидеть еще какие-нибудь чудеса.

— Признаков нарушения закона нэ наблюдается! — решительно отрезал «боров». — Работайте, гражданин профессор! — и он с чувством пожал Стояну руку.

Полицейские отдали честь и чинно вышли.

— Пэтрэнко! Еш твою мать! Хватит девкам названивать! Зайцем вниз беги, заводи машину! — донесся до нас с улицы рев старшего.

Профессор лукаво посмотрел на меня маленькими серыми глазками и засмеялся. Я тоже не смогла удержать смех. Мы оба хохотали, в то время, как Магда и Саймон с изумлением смотрели на нас.

— Что это было? — спросила я, когда мы снова сели за стол.

— Попробуй догадаться, девочка! — глаза профессора светились лукавством. — Вот тебе задача: в комнату вошли трое полицейских, и зеркала отразили трех полицейских. А потом появилась ты, и зеркала расшалились! Что это значит, дражайшая?

— Ох, не знаю!

— Даю тебе подсказку… Эти зеркала я много лет собирал по всему миру. Они реагируют на мысли и чувства… Чувства, Полина! Тебе ведь знакомо это понятие, моя эмоциональная госпожица? — Я хмыкнула в ответ, признавая очевидное. — Тебе ведь, наверное, уже случалось удивлять своими чувствами окружающих?

— Дома меня раньше называли Тайфунчиком… — подтвердила я, умолчав, что прозвище сохранилось за мной и по сей день.

— Наверное, не только дома удивляются твоим эмоциям? Кажется, они произвели большое впечатление еще на кое-кого? — Стоян лукаво покосился на Саймона.

Тот почему-то ответил профессору мрачным взглядом. Похоже, ему не нравился этот разговор.

— И скажи честно, девочка, — продолжал Стоян, — ведь этот важный господин из полиции и впрямь похож на свинью?

Я только фыркнула в ответ. Профессор стал серьезным.

— Полина, ты — особенная. Эти зеркала видели множество людей. Иногда ничего не происходило, иногда происходило что-то необычное. Но ты первая, чьи мысли и чувства они передали так отчетливо, так ясно. Я давно это подозревал, с того момента, как узнал, что твои эмоции пробудили отклик в душе нашего общего друга… — он снова взглянул на Саймона и хотел еще что-то добавить, но Саймон вдруг резко поднялся:

— Полина, нам пора, — бросил любимый нетерпеливо. Я смутилась — это было откровенно невежливо. Но профессор тут же встал, демонстрируя готовность проводить нас до двери. С пылающими щеками я попрощалась с ним и с Магдой, и мы вышли на тропинку. Темнота была такая, что непонятно было, где кончались силуэты деревьев и начиналось небо. Саймон крепко взял меня за руку и повел вниз. Он двигался очень быстро, увлекая меня за собой, будто хотел избежать разговора. Когда мы спустились в Бетту, я вырвала ладонь из его руки и остановилась. Он тоже встал.

— Полина, я знаю: если уж ты решила что-то выяснить, никто не уйдет от твоего допроса, — очень мягко проговорил Саймон. Его голос обволакивал и лишал меня воли, но я отчаянно сопротивлялась исходящему от Морского волшебству.

— Мне сейчас не до шуток! — отрезала я.

Неожиданно Саймон взял меня за плечи и крепко прижал к себе.

— А что, если у меня пока нет ответов на твои вопросы?

— Как так — нет?

— Ты хочешь спросить, почему Александра и Николь ушли из Бетты?

— Да!

— Разве тебе недостаточно, что я остался?

Я молчала.

— Некоторые вещи тебе лучше не знать. Достаточно уже того, что ты невольно оказалась хранительницей чужих секретов…

— Я этого не хотела! — перебила я. — Я просто влюбилась в тебя!

Его удивительное лицо казалось грустным.

— Девочка моя, я тоже этого не хотел…

— Но это случилось! — я почти кричала. Он прижал меня к себе еще крепче.

— Да, это случилось. — Его голос звучал глухо. — Полина, единственное, что я могу тебе сейчас сказать: я хочу стать человеком и быть с тобой. Ради этого я общаюсь с профессором Стояном, хотя не все, что он говорит и делает, мне нравится…

Я замерла в удивлении. Мне всегда казалось, что Саймон очень уважает Стояна. В конце концов, профессор единственный, кто может помочь ему стать человеком.

— Если профессор не сможет мне помочь… Или не захочет, — Саймон словно прочитал мои мысли, — я попытаюсь найти семью Грасини и заставить их вернуть мне человеческую сущность. Поверь, я сделаю все, что в моих силах!

— А почему мы сегодня так неожиданно ушли от профессора? — не сдавалась я.

— Я не хочу, чтобы ты была объектом его экспериментов! — жестко отрезал Саймон — Никогда больше не заходи в его лабораторию! Никогда! — он опять крепко взял меня за руку и повел к дому, показывая, что разговор окончен.

Около нашей калитки мы снова остановились. Пахло сиренью и морем. Наш маленький домик светился всеми окошками — значит, мама и бабушка дома. Саймон молча смотрел на меня. Отблески света падали на его лицо, казавшееся застывшей маской с темными и бездонными глазами. Мурашки побежали по коже: я вдруг остро ощутила, что рядом со мной не человек. Но вот тени на этой маске дрогнули, он склонился ко мне и нежно поцеловал в губы. Потом отстранился. Я впилась взглядом в его лицо — как я хотела прочитать на нем хотя бы какие-то эмоции! Мне показалось, что Саймон смотрит на меня виновато.

Я хотела кинуться к нему на шею, но он уже открыл передо мной калитку:

— До завтра!

На следующий день в школе я то и дело вспоминала вчерашний разговор с Саймоном. На душе было тревожно — мне не нравилось, что он говорит загадками и не отвечает прямо на мои вопросы. Я все время думала о том, что может стоять за этой недосказанностью. Желание уберечь меня отчего-то? Или недоверие ко мне?

Последним уроком был английский. Наша полусонная старая англичанка монотонно вещала что-то про Present и Perfect, когда прозвенел звонок и все повскакивали из-за парт.

Я тоже стала сгребать в свою большую сумку учебники и ручки и не сразу заметила, что за моей спиной стоит Надя.

— Поговорить надо! — буркнула подруга, не глядя на меня. — Через пять минут на школьном дворе. — И она тут же пошла к выходу.

«Двор» — это, конечно, громко сказано. В моей московской школе двор был настоящей спортплощадкой, а тут… Небольшой пятачок с пучками рыже-зеленой травы, ржавый железный турник и две покосившиеся скамейки. Зато черный ход, которым никто никогда не пользовался, образовывал уютный уголок, надежно скрытый от глаз учителей. Двери были заколочены, сквозь ступеньки уже проросла трава. С одной стороны — переход в столовую, через его запыленные мутные стекла утром можно видеть, как дружной гурьбой несутся на завтрак школьники. С другой — окна кабинета биологии, плотно заставленные горшками с цветами.