Лабиринт Фавна - Гильермо Дель Торо Страница 4

– Устроим три новых сторожевых поста – здесь, здесь и здесь.

Видаль расставил на карте три бронзовые фишки, отмечающие место. Мерседес не отрывала взгляда от его затянутых в перчатку пальцев. Она вся была глаза и уши кроликов, на которых охотятся. Тихая и незаметная, будто мышь.

– Мерседес!

Черная перчатка схватила ее за плечо. Мерседес перестала дышать.

Видаль подозрительно прищурился. Он всегда смотрит подозрительно, подумала Мерседес, стараясь успокоить сердцебиение. Ему нравилось видеть, как под его взглядом на лицах проступает страх, но она слишком часто играла в эту игру и не выдала себя. Всего-навсего мышка. Невидимка. Если он хоть на минуту подумает, что она лиса или кошка, ей конец.

– Пригласи доктора Феррейро спуститься.

– Слушаю, сеньор.

Она склонила голову, стараясь казаться ниже ростом. Большинство мужчин не любят высоких женщин. Видаль – не исключение.

Три командных пункта. А продукты и лекарства сложены в амбаре на мельнице.

Это им очень пригодится.

Доктор Феррейро был хороший человек, добрая душа. Офелия поняла это сразу, как только он вошел в мамину комнату. Доброта видна так же ясно, как и жестокость. Она дарит свет и тепло, вот и доктор словно был полон тепла и света.

– Это поможет вам уснуть, – сказал он маме и накапал в стакан с водой немного янтарной жидкости.

Он посоветовал маме несколько дней провести в постели, и мама не стала спорить. Кровать была деревянная, очень большая, на ней легко помещались вместе мама и Офелия. С самого приезда маме нездоровилось. Лоб у нее был влажный, весь в испарине, на прекрасном лице пролегли болезненные морщинки. Офелия волновалась за нее, но она чуть-чуть успокоилась, глядя, как руки доктора уверенно готовят лекарство.

– Две капли, не больше, – сказал он, протягивая Офелии пузырек, чтобы она закрыла крышечку. – Увидишь, ей станет лучше.

Мама с трудом отпила глоток.

– Нужно выпить все до конца, – мягко проговорил доктор. – Очень хорошо!

Голос у него был теплый, как одеяло. Офелия подумала – почему мама не влюбилась в такого человека? Он ей напоминал папу. Совсем чуть-чуть.

Офелия присела на край кровати, и тут в комнату заглянула Мерседес.

– Он требует вас к себе, – сказала она доктору.

«Он». Никто не произносил его имя – Видаль. Оно звучит, будто камень бросили в окно. Каждая буква – осколок стекла. «Капитан», так его обычно называли. Но Офелия считала, что «Волк» ему подходит больше.

– Если что, зовите меня немедленно! – сказал доктор, закрывая свой чемоданчик. – Хоть днем, хоть ночью. Вы или ваша сиделка, – прибавил он и улыбнулся Офелии.

Потом доктор и Мерседес ушли, и Офелия впервые осталась вдвоем с мамой в этом старом доме, где пахло холодными зимами и печалью далекого прошлого. Раньше они всегда были с мамой вдвоем. Офелии это нравилось, а потом появился Волк.

Мама прижала ее к себе.

– Моя заботливая сиделка! – С усталой, но счастливой улыбкой она подсунула руку под плечи Офелии. – Закрой дверь и потуши свет, милая.

Офелия боялась спать в этой чужой комнате, даже рядом с мамой, но она послушно встала и пошла запирать дверь. Потянувшись к задвижке, она вдруг увидела, что доктор и Мерседес все еще стоят на лестничной площадке. Офелию они не заметили. Она не хотела подслушивать, но не смогла удержаться. В конце концов, именно это детям и полагается делать. Узнать секреты взрослых – значит понять их взрослый мир и научиться выживать в нем.

– Доктор, вы должны нам помочь! – шептала Мерседес. – Пойдемте со мной, посмотрите его! У него с ногой все хуже. Рана не заживает.

– Вот все, что я смог достать, – очень тихо ответил доктор, передавая Мерседес небольшой пакет в оберточной бумаге. – Прости.

Мерседес взяла пакет, но на лице у нее было такое отчаяние, что Офелия испугалась. Мерседес казалась ей сильной. Офелия думала, что она сможет ее защитить в этом доме, полном одиночества и призраков.

– Капитан ждет вас в кабинете.

Мерседес расправила плечи, не глядя на доктора. Он стал спускаться по лестнице, ступая тяжело, словно виноватый.

Офелия застыла на месте.

Секреты. От них мир становится еще темнее, но в то же время хочется узнать больше…

Мерседес обернулась и увидела Офелию на пороге комнаты. Глаза Мерседес расширились от страха. Она торопливо спрятала пакет под шалью. Офелия наконец заставила себя шагнуть назад и поскорее заперла дверь. Хоть бы Мерседес забыла, что видела ее!

– Офелия! Иди сюда! – позвала мама.

Огонь в очаге немного рассеивал темноту. Ему помогали две мигающие свечи на каминной полке. Офелия забралась под одеяло и обхватила маму руками.

Почему они не могли и дальше жить только вдвоем? А теперь у мамы в животе толкается братик. Что, если он окажется таким же, как его отец? «Уходи! – подумала Офелия. – Оставь нас в покое! Ты нам не нужен. У мамы есть я, и я о ней забочусь».

– Господи, у тебя ноги ледяные! – сказала мама.

Она была такая теплая. Прямо горячая, но доктор вроде не особенно беспокоился из-за температуры.

Старая мельница кряхтела и потрескивала. Она не радовалась маме с Офелией. Она хотела, чтобы вернулся мельник. А может, хотела остаться одна в лесной глуши и чтобы древесные корни проломили стены, листья засыпали кровлю, чтобы камни стен и потолочные балки снова стали частью леса.

– Тебе страшно? – прошептала мама.

– Немножко, – тоже шепотом ответила Офелия.

Снова затрещали дряхлые стены. Балки вверху протяжно заскрипели, словно прогнулись под чьей-то тяжестью. Офелия теснее прижалась к маме. Мама поцеловала волосы Офелии – такие же черные, как у нее самой.

– Это ничего, милая. Просто ветер. Здесь ночью все по-другому. В городе слышно машины, трамваи. А здесь дома старые, вот и скрипят…

Снова скрип. На этот раз они обе прислушались.

– Как будто стены разговаривают, да? – Мама ни разу так не обнимала Офелию с тех пор, как узнала, что ждет ребенка. – Завтра! Завтра я тебе кое-что подарю. Это будет сюрприз.

– Сюрприз? – Офелия всматривалась в мамино бледное лицо.

– Да.

В маминых объятиях Офелия чувствовала себя в безопасности. Впервые с тех пор, как… С тех пор, как погиб папа. С тех пор, как мама встретила Волка.

– Это книга? – спросила Офелия.

Папа часто дарил ей книги. Иногда он даже шил для них обложки. «Это лен, Офелия, чтобы защитить переплет, – говорил папа. – Нынче книги переплетают в самую дешевую материю. Лен лучше». Офелия тосковала по папе. Иногда ей казалось, что сердце у нее истекает кровью и не вылечится, пока Офелия не увидит папу снова.