Санки - Анна Кудинова Страница 4

Папа вздыхал, будто сам говорил эти слова. Теперь и в школе все знают про санки, значит, Дена и остальных тоже поймали, и все это из-за меня. Я готов был стерпеть сто папиных ударов ремнем против одного удара Дена.

– Зачем ты сбежал из школы? – наконец-то произнес отец.

– Я хотел спрятать санки! – ответил я, уставившись взглядом в рисунок на ковре. Я бы придумал что-то получше, но у меня не хватило духа и фантазии, я был заперт в маленьком душном пространстве своего несовершенного тела.

– Какие санки? – спросили они в один голос и переглянулись. Я понял, что снова оплошал, но в целом ситуация не так плоха, как мне казалось.

– Никакие! – мои губы словно онемели и не хотели шевелиться.

– Так зачем ты ушел?

– Я заболел и хотел домой.

Такое было со мной впервые, я продолжал жадно впиваться взглядом в коричнево-зеленые хаотичные рисунки ковра. Мама что-то говорила, папа поддакивал, потом начал перебивать и возмущаться, они стали спорить между собой, их голоса переместились в кухню, тема сменилась, включился телевизор. Потом папа вернулся ко мне и попросил приготовиться к наказанию – это был ремень, а мама была против, утверждая, что нужно действовать методом убеждения, а не физически. Папа сам вырос «на ремне», уверовав в то, что это единственно верный метод. Но я точно знаю, что оба их метода совершенно не действуют, так как они и понятия не имеют о том, как обстоят дела на самом деле.

В этот день я получил 10 заслуженных ударов ремнем и лег спать без ужина за то, что самовольно удрал из школы без всяких причин. Я лежал и смотрел в темную пустоту, слушая, как соседи сверху передвигают мебель. Это не мешало мне, но заснуть все же не удавалось. Слезы текли по щекам, хотя обычно я не плачу, но именно сегодня я дал себе волю, и мне стало легче. Если я засну, эти санки снова появятся в моей комнате, а этого я не могу допустить, нужно бороться, и тогда я одержу над ними верх. Не буду спать, не буду! Не буду… С этим твердым решением мои веки потяжелели и я, как слабак, провалился в сон. А дальше было все то же самое, что и вчера, – я открыл глаза и увидел, как перед окном, освещенные лунным светом, стоят те самые сани!

Я протер глаза и понял, что хорошо выспался – это было со мной впервые за последнее время, встал и подошел к окну. Обошел несколько раз сани по кругу, заглянул сверху – ничего необычного. Я вышел из комнаты и тихонько, на всякий случай, закрыл за собой дверь. Прошел на кухню, открыл холодильник и откусил от батона вареной колбасы столько, сколько влезло мне в рот. Потом откусил от сыра и снова от колбасы. В горле пересохло, сыр плохо проталкивался, я взял кувшин с водой и, запрокинув его, увидел через его дно плоский человеческий силуэт. Папа стоял в дверном проеме и смотрел на мои ноги, даже в ночном полупрозрачном свете холодильника были видны темно-синие пятна от его ударов. Его вид был растерянный и испуганный – мой точно такой же, но мысли совсем о другом – лишь бы только он не зашел в мою комнату! Папа сел на стул и попросил подойти к нему ближе, я хотел, но не мог, не мог сделать шаг, только и делал, что тяжело дышал и всхлипывал. Я был настоящим заложником этой ситуации, этой дурацкой, безвыходной, безнадежной ситуации… Собрав все силы в кулак, я мгновенно сорвался с места и рванул в свою комнату, закрыл дверь, приставил стул, придвинул тумбочку, пылесос, гладильную доску. Я перетаскивал все предметы, что мог поднять, и припирал ими дверь до тех пор, пока не убедился, что ее невозможно открыть. Затем сел на пол рядом с санками, поджал колени и начал раскачиваться, всхлипывая так громко, как мог, от жалости к себе и нестерпимой боли в ногах и ягодицах.

Это был последний раз, когда папа прошелся ремнем по моей заднице, все последующее воспитание проходило по маминой технологии разговоров и убеждений.

– Звонок! – Крикнули несколько человек в один голос, залезли на парту и стали жестикулировать, будто у нас в классе есть глухонемые.

Затем Ден зашагал по столам, перепрыгнул через учительский проход и оказался прямо передо мной, стоя одним ботинком на учебнике по биологии, который и без того рваный.

– Бежим! – крикнул он и рванул, обложка отлетела и с шелестом пронеслась по классу, оказавшись под учительским столом.

«Теперь придется клеить», – подумал я, корячась под столом. Большая неожиданная тень подкралась сзади и накрыла меня с головой, словно одеяло.

– Не забудь приклеить, – прокомментировала она, прочитав мои мысли.

Я собрался и пошел вниз, когда все уже убежали вперед. «Интересно, Ден вообще помнит про санки? – думал я, волоча за собой рюкзак и еле-еле переставляя ноги: – Все ему сходит с рук». Злость на Дена копилась и нарастала как снежный ком. Мне хотелось подойти и врезать ему со всей силы, чтобы он упал, чтобы ему было больно, и сказать: «Это за то, что ты испортил мне жизнь своим глупым, бездумным поступком!» Я еще раз проговорил эту фразу про себя, пошлепав губами, стиснул зубы, сжал кулаки и прибавил ходу. В столовой, перед самым буфетным окошком я нагнал их, схватил Дена за плечо и развернул к себе. Все застыли, Ден смотрел на меня, выпучив оба глаза как вареный рак, еще несколько секунд мертвой тишины, слышно было только, как сопят наши носы.

– Ты чего? – закричал Ден так громко, что все находившиеся в помещении перестали жевать и обернулись в нашу сторону.

Меня трясло, сначала внутренне, потом и внешне, так что это было видно всем. Кто-то сзади уже закричал:

– Драка! Драка!

Я разжал окаменевшую ладонь и выпустил из нее сжатый кусок свитера Дена, он расправил плечо и еще раз спросил:

– Ты чего?

Я растерялся, гнев отступил, и сквозь трясущиеся губы удалось произнести несколько слов:

– Санки помнишь?

Ден изменился в лице, наши позиции поменялись, теперь он держал меня за кофту на плече и говорил прямо в ухо, прикасаясь своими неприятными влажными губами:

– Еще раз ты вспомнишь о них, я вырву тебе язык и закопаю его там же, где эти санки, понял? – он говорил так тихо, что слышал его только я, а сзади уже собралась толпа, кричащая «Драка! Драка!».

Пашка и Санек стояли не шевелясь, словно манекены в магазине одежды.

– Понял меня? – еще раз переспросил он.

Я уверенно кивнул. Ден толкнул меня в сторону стола с грязной посудой, я врезался в него, и часть тарелок, сложенных стопкой, обвалилась. Можно было обойтись и без этого. Я снова не поел, потому что сначала собирал посуду, а потом писал объяснительную завучу, почему спровоцировал драку в школьной столовой. Вечером мне предстояло еще раз пройти унизительную процедуру объяснений перед папой и мамой, так как красная запись об этом горела на страницах моего дневника и была такой внушительной, что даже пропечатывалась на следующую неделю, этот случай наслоился бы на свежий вчерашний побег из школы и привел к недопустимым последствиям. Придя домой, я вырвал страницы с записями и, тщательно разорвав в клочья, смыл их в унитаз, ничего более толкового мне не придумалось, казалось, дело было сделано, но не тут-то было – вода подозрительно кружила по кругу унитаза и совсем не собиралась уходить вниз. Видимо, я поторопился и бросил слишком много бумаги одновременно. Следовало подождать, пока бумага размокнет, но времени на это совсем не было. Я спешно полез на антресоль за вантузом, с трудом представляя, как им пользоваться, видел всего пару раз, как папа, наклоняясь перед унитазом, делал возвратно-поступательные движения. Наверно, это не сложно, а иначе были бы специальные курсы по чистке унитазов от застрявших в них листков дневника. Очень высоко, мне нужно еще несколько сантиметров, я уцепился за пакет и потянул его, из пакета посыпался разный хлам: запчасти от старого аквариума, фильтр, трубки, блоки для воздуха. Последним, ударившись об мою голову, вылетел и вантуз. Я спустился и не раздумывая стал повторять вспомнившиеся движения – ничего не получалось, возможно, нужно больше сил. Я выдохнул, протер неприятно влажный лоб и снова погрузился в унитаз. Брызги летели во все стороны, но бумага упрямо не поддавалась давлению. Стрелка на часах ползла вниз, словно растаявшее масло на тарелке. Вот-вот откроется дверь, и тогда мне точно не жить. Напрягаясь, я чувствовал, как зудят свежие синяки на ногах и ломит спина от сегодняшнего удара об стол.