Вампир и девственница - Керрелин Спаркс Страница 4

— Возможно, я соглашусь на короткий отпуск.

Это все.

— Хорошо, — кивнул Ангус. — Ты можешь использовать наш замок в Шотландии, или Жан- Люк предложил свой дом в Париже.

— Уже проходил через это, — пробормотал Робби. Он десять лет возглавлял Службу безопасности Жан-Люка в Париже.

— Джек сказал, что ты можешь использовать его палаццо в Венеции, — продолжал Ангус.

— Неужели все хотят избавиться от меня? — буркнул Робби.

— Мы все хотим, чтобы тебе стало лучше, — настаивала Эмма. — Роман предложил свою виллу в Тоскане или его новую на Патмосе.

— Патмос? — он никогда раньше там не был.

— Это греческий островок, — пояснил Ангус.

— Очень прекрасный, как я слышал.

— Именно там святой Иоанн предвидел откровения и Конец Света, — добавила Эмма.

— Что ж, это утешает, — Робби пожал одним плечом. — Прекрасно. Без разницы. Я уеду на недельку-другую.

— На четыре месяца, — сказал Ангус.

Робби разинул рот.

— Что? В спа-салоне было всего три месяца.

— В спа-салоне был психотерапевт, — напомнила ему Ангус. — Мы полагаем, если ты будешь один, то тебе понадобится больше времени.

Конечно, ты можешь изменить свое мнение о терапии… — Нет. Черт возьми, нет.

— Тогда четыре месяца, — сказал Ангус. — Все расходы оплачиваются. Плюс твоя обычная зарплата. Ты не можешь бороться с этим, парень.

Эмма улыбнулась: — Увидимся на Рождество, тебе будете намного лучше.

Лучше, его заднице. Это был не отдых. Это было чертово изгнание. Заключен в тюрьму на острове, как Наполеон. Но Наполеон бежал со своего первого острова. Робби решил, что и он может сделать то же самое. Для вампира с телепортационными способностями это было бы легко. И никто никогда об этом не узнает.

Остров Патмос, три месяца спустя… Оливия Сотирис осторожно прикрыла заднюю дверь. Она предположила, что сейчас около половины второго ночи, но ее внутренние часы все еще ориентировались центральное стандартное время.

Ее паром прибыл в порт Скала во второй половине дня, и бабушка уже ждала ее там вместе с молодым таксистом, который к тому же оказался холостяком. После того как они быстро доехали до дома Сотирис в Грикосе, молодой грек уложил ее багаж в комнате для гостей, а затем отвез их в местную таверну.

Вся деревня собралась там, чтобы поглазеть на американскую внучку Хелен Сотирис. И, по словам Хелен, здесь присутствовали все завидные женихи острова.

Оливия несколько часов терпела ласковую брать на ломаном английском от старших деревенских жителей. Ее преступление: не навещала бабушку, свою бедную бабушку, целых шесть долгих лет. Не имело значения, что она видела ее каждое Рождество в Хьюстоне, где жила ее семья, а бабушка каждую зиму приезжала на несколько месяцев. Оливия все еще была виновата в том, что разбила сердце своей бедной старой овдовевшей бабушки.

В это время ее бабушка прыгала по танцполу с вереницей молодых людей, радостно крича: "Опа!" — и разбивая тарелки, так что Оливия решила, что это хоть от одного чувства вины она может отказаться. Она выпила больше вина, чем обычно, надеясь, что это поможет ей уснуть, но вот она здесь, два часа спустя, совершенно бодрая.

И снова она усомнилась в причине своего приезда. Ее начальник настаивал, чтобы она взяла отпуск, но часть ее утверждала, что бегство от проблемы никогда не решит ее. Ей следовало бы снова встретиться лицом к лицу с этим чудовищем.

Она должна была сказать ему, что игра окончена.

Больше никаких болезненных манипуляций. Но что, если бегство просто доказывает, что он все еще дергает за ниточки? С моря дул прохладный ветерок, поднимаясь по скалистому утесу во двор бабушкиного дома.

Оливия плотнее закуталась в белое одеяло, накинутое поверх ее зеленой хлопчатобумажной пижамы. Она больше не будет о нем думать. Он не сможет найти ее здесь.

Она вдохнула свежий, соленый воздух. Здесь было удивительно тихо, слышался только шум волн, разбивающихся о берег, и легкий ветерок, треплющий ветви тамарисков. Так спокойно. За исключением того, что ее ноги замерзли на кафельном полу.

Она медленно пересекла двор. Все было почти так же, как она помнила. Во время ее последнего визита, летом после окончания средней школы, отец построил беседку, которая занимала небольшой участок слева. Виноградные лозы уже выросли, их ветви извивались, как змеи, вокруг деревянной рамы. В темной тени беседки она едва различала знакомый деревянный стол и четыре стула.

Остальная часть огороженного двора была открыта небу. Светила Луна, отражаясь от побеленных стен бабушкиного дома и забора высотой по пояс, окружавшего внутренний дворик.

Три больших глиняных горшка, в каждом из которых стояло маленькое лимонное дерево, выстроились вдоль правой стены. У основания каждого дерева росли зеленые кустики петрушки и мяты. В дальнем углу у каменных ступеней, ведущих к пляжу, на страже стоял горшок с красной геранью.

Рядом с геранью она узнала телескоп, который отец подарил ей на Рождество в прошлом году.

Отличный подарок, подумала она, посмотрев на ночное небо. Так много звезд. Дома, в городе, они никогда не были такими яркими.

Она подошла к дальней стене забора, облокотилась на нее и посмотрела вниз, на пляж.

Луна блестела на темном море и отражалась от белого песка.

— Не можешь уснуть, дитя мое? Оливия резко обернулась.

— Бабушка, я не хотела тебя будить.

— Я очень чутко сплю… — глаза ее бабушка сузились. — Ты что, ходишь босиком? Прежде чем Оливия успела объяснить, что забыла взять с собой домашнюю обувь, бабушка поспешила обратно в дом, бормоча что-то о скорпионах. Через минуту она вновь появилась с какими-то ярко-красными тапочками.

Они подходят всем, единый размер, а это значит, что они слишком велики для меня, — она бросила их на пол рядом с Оливией. — Твой брат Николас подарил их мне на Рождество. О чем он только думал? Женщина моего возраста в красных сапогах? Оливия улыбнулась, закинув одеяло на стену забора, а затем прислонилась к нему, чтобы натянуть домашние туфли в форме сапожек. Ее брат, вероятно, думал то же самое, что и все в семье. Хелен Сотирис никогда не соответствовала своему возрасту, если только это не приносило ей желаемого. Волосы у нее хоть и были седые, но все равно длинные и густые. Прямо сейчас они свисали длинной косой через плечо. Она все еще была активна, ее глаза оставались острыми, а разум — еще более острым.

Хелен потуже затянула пояс на своем синем махровом халате.

— Скажи мне, что тебя беспокоит, дитя мое.

— Все в порядке. Просто смена часовых поясов и… — Оливия замолчала, почувствовав вспышку гнева, исходящую от бабушки. — Извини. Я привыкла говорить людям, что я в порядке, когда… это не так.