В плену у ректора - Лидия Миленина Страница 4

— Да нет же! Вы не понимание! Не так…

Эдиан очень хотела держать себя в руках, отвечать спокойно и с достоинством, что бы он ни сказал. Но не могла. Жесткий циничный тон ректора ранил прямо в сердце, эмоции вылетали сами собой.

Это было фактически оскорбление! Он утверждал, что ею самой движут… только практичные, меркантильные мотивы.

А он ведь совсем ее не знает! Она ведь чиста сердцем. Выходит, Магистр считает, что она не лучше дяди?!

— Вы не понимаете…! — повторила Эдиан.

— Нет, думаю, как раз понимаю, — с усмешкой продолжил ректор. — А вот ты, возможно, не понимаешь. Своих истинных мотивов. Вероятно, благородное воспитание заставляет тебя думать, что ты хочешь того, чего на самом деле не хочешь. Поэтому… Для начала давай проверим, действительно ли ты можешь представлять ценность для меня. В смысле, для Академии. А потом решим. Подойди сюда, Эдиан.

— Нет, я не буду учиться магии, а значит, я не буду участвовать ни в каких проверках.

— Глупо. Ты ведь понимаешь, что я могу принудить тебя сделать что угодно? Например, подойти, сесть, лечь, снять одежду, одеться снова… Понимаешь, юная месси?

Мерзкие, паршивые предательские слезы потекли по щекам от его слов. Ректор не поможет ей. И ректор прав. Наверняка, он может принудить ее к чему угодно физически или магией. А это будет слишком унизительно. Она не может допустить откровенного насилия над собой.

Эдиан закусила губу и на негнущихся ногах подошла ближе к нему.

— Так лучше, — бросил Великий Магистр. — Дай мне руку.

Преодолевая внутреннее сопротивление, Эдиан протянула ему дрожащую левую кисть. Он взял ее крепко горячими жесткими пальцами. Наверное, такими пальцами можно и камень крошить, подумалось Эдиан.

Она застыла, сдерживая и страх, и слезы. В тот момент она поняла две вещи.

Первая: от человека, который так прикасается, никуда не деться. Она уже у него в тюрьме. В капкан попала не только ее рука, но и она вся.

Второе: ее судьба решается именно сейчас…

Словно во сне, она видела, как ректор поднял ее кисть над магическим шаром. А в следующий момент дернулась от неожиданности и инстинктивно рванула на себя руку, когда он быстро ткнул в край ее ладони чем-то острым. Конечно, он без труда удержал ее кисть.

— Тихо, девочка. Это лишь на мгновение. И уже не больно, — сказал он, пристально вглядываясь, как алая струйка течет по белой коже Эдиан.

Это происходило очень медленно, так показалось Эдиан. Струйка неспешно пробежала к самому краю ладони, собралась в алую каплю, и эта капля полетела вниз, прямо на шар.

Может быть, прошло мгновение, а может, вечность, прежде чем красная капля упала на полупрозрачный шар. Но этот момент настал, и как только кровь Эдиан соприкоснулась с гладкой поверхностью, на этом месте вспыхнул сноп голубого пламени.

Да, именно так. Это был огонь голубого цвета. Эдиан в изумлении уставилась на него, а ректор наконец выпустил из тисков ее руку.

— Вот поэтому вашу кровь называют голубой, — довольным тоном сказал он, глядя, как неестественный голубой огонь взлетает все выше и выше, почти под потолок. И неожиданно рассмеялся. — Но такого даже я не ожидал! Ты станешь великим магом, Эдиан Таури графиня Морнгейм! Хочешь ты того или нет. И ты еще оценишь этот поворот свой судьбы!

Этот победный смех пугал. Но все равно уверенность Великого Магистра возмущала. Да, они все делают из нее игрушку.

Дядя, продающий ее. Ректор, способный магией принудить ее к чему угодно.

К чему угодно? Нет, не все можно заставить человека сделать, Эдиан понимала это.

Можно заставить человека ходить, сидеть, махать руками, совершать простые физические действия. Но невозможно заставить его учиться, запоминать. Можно заставить его сидеть над книгой, даже читать, но невозможно заставить вникать в материал и использовать его.

— Великий Магистр, — Эдиан еще пыталась быть вежливой. — Вы можете выкупить у моего дяди опекунство. Но я не буду учиться магии. Для меня слишком важно сохранить… мою женскую сущность.

— Красивые слова, девочка, — усмехнулся ректор. Он явно был очень доволен, даже как-то развеселился, хоть слово «веселье» совершенно не вязалось с его обликом и выражением лица. — Но мы-то с тобой знаем, что тебе нужно на самом деле. Послушай меня. Да, освоив магию, ты потеряешь способность зачинать и вынашивать детей. Значит, ты не сможешь вернуть себе свое семейное достояние этим путем. Но твой подонок-дядя не понимает… Он своими руками отдает тебя в Академию, где я сделаю из тебя великого мага. Великую волшебницу. Волшебницу, которая сможет бывать при дворе и прославиться. Которая сможет поднять любой юридический вопрос и отстоять свое наследство законным путем. А если не получится… Она сможет стереть в порошок своего обидчика дядюшку и все его гнилое семейство. Как тебе этот вариант, маленькая Эдиан? Я даже помогу тебе с этим. И уж во всяком случае, не буду препятствовать твоей мести любой степени жестокости.

Он усмехнулся, но было заметно, что по-прежнему очень доволен. Подошел к ней, снова взял за руку, перевернул ее и поглядел на тонкий разрез, поводил над ним большим пальцем. Крошечная ранка тут же почти полностью затянулась. И само ощущение от этого было… приятным. Странно приятным, словно ее коснулось необычное, волшебное ласковое тепло.

— А еще ты сможешь вот так. Сама. Наверняка, как многие юные идеалистки, ты мечтаешь исцелять, спасать жизнь и здоровье людей. Хочешь так? Разве рождение одного или пары-тройки детей не стоит многих десятков жизней, что ты можешь спасти, освоив магию целительства?

«Этот человек — дьявол ада», — подумала Эдиан. Он искушает ее. Искушает умело и правильно, заходя с разных сторон, нащупывая слабые места. И, к сожалению, Эдиан осознавала это — часть ее души устремляется за его словами.

Да, она не сможет родить, но сможет спасать жизни, исцелять. Она не сможет вернуть наследство через замужество и рождение ребенка, но сможет вернуть его другим путем…

Эдиан сжала зубы и усилием воли заставила себя… вспомнить о маме.

Мама никогда бы не захотела всего этого для своей дочери. Мама лелеяла бы ее до самого совершеннолетия, а потом Эдиан вышла бы замуж за приглянувшегося молодого аристократа, стала бы женой и матерью, чтобы продолжить два древних благородных рода…

Любящей женой и любящей ласковой матерью — такой, какой была ее собственная мать.

— Нет, я не хочу так. Простите, — сглотнув комок в горле, сказала она. — Я не буду.

— И тем не менее, я выкуплю тебя, — сказал Великий Магистр. В его взгляде, обращенном на ее почти плачущее лицо, не было и тени сочувствия.

Как она прежде могла заподозрить его в такой слабости? В такой человечности? Должно быть, он играл тогда, чтобы привлечь ее на свою сторону. Умный, расчетливый, бессердечный.