Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади Страница 4

— Не смей на меня орать! Никогда! Ты слышишь?

— Довольно! Вместо того чтобы читать письма Иштара, лучше бы прочли хоть что-нибудь о его стране! Куда вы едете? Вы знаете, что вас ожидает?

— Знаю. В отличие от тебя.

— У брата Иштара был самый большой за всю историю Ракшады кубарат.

— Это что?

— Гарем.

— Я читала о гаремах. В одном любовном романе. — Галисия потерла лоб. — Разве их не отменили?

— Отменили в Краеугольных Землях. Точнее, запретили ракшадам привозить кубарат с собой.

— И сколько у него было наложниц?

— Кубар. Почти семь тысяч.

— Семь тысяч, — эхом повторила Галисия.

— Из них только троих он звал к себе дважды. Остальные ходили к нему всего один раз.

— Семь тысяч… — вновь прошептала Галисия. — Сколько у хазира жён?

— Одна. Притом не обязательно знатного рода. Некоторые хазиры выбирали жену из кубар. Поэтому, когда в семье рождается девочка, бедняки закатывают настоящий пир. Через тринадцать лет они смогут продать её и, если повезёт, разбогатеть.

— Я читала… в романе… — Галисия без сил опустилась на подушку. — В гареме их учат премудростям обольщения.

— Таких тонкостей я не знаю.

Галисия уронила руки на колени:

— У Иштара есть гарем?

— У каждого мужчины есть кубарат. И называйте правильно. Ку-ба-рат. Запомнили?

— Семь тысяч… — задумчиво повторила Галисия.

— Жизнь не предупреждает нас, что завтра или послезавтра наступит тяжёлый день, — промолвила Малика, глядя на поникшую девушку. — Нам предстоит пережить много тяжёлых дней, Галисия. Надо подготовиться к ним и встретить их с достоинством.

День проходил за днём. Галисия сменила яркий наряд на тёмно-синее платье из грубой ткани, сама готовила себе ванну, быстро ела и перебиралась на ложе из подушек. Она не произносила ни слова, а Малика не знала, как завести с ней разговор. Любое неосторожное слово могло сломить девушку окончательно.

— Кенеш, расскажи о шабирах, — попросила Малика, надеясь отвлечься от горестных мыслей. — Какие они были? Молодые, старые. Красивые или обычные. Как одевались.

— Я покажу, — отозвалась старуха. Порывшись в сундуке, вытащила книгу и принялась перелистывать страницы. — Ракшада стала шабирой пять тысяч лет назад. Джурия — три тысячи лет назад. Ракшаду мало рисовали. В те времена было не до рисунков. А вот портретов Джурии много. Все картины хранятся на Острове Шабир. Ты обязательно там побываешь. Вместе с хазиром. — Кенеш положила раскрытую книгу Малике на колени. — Читать по-нашему умеешь?

— Нет, — призналась Малика и посмотрела на рисунок.

Темнокожий мужчина с татуировками на висках держал за руку женщину в чёрном платье. На её голове в лучах солнца сверкал обруч, словно сотканный из паутины. Каштановые волосы обрамляли смуглое лицо. Нижнюю половину лица закрывала чёрная ткань, и на Малику смотрели карие миндалевидные глаза.

Осанка, взгляд, постановка головы мужчины были наполнены чувством собственного превосходства. А его прикосновение к ладони женщины было таким трогательно нежным и трепетным. Художник виртуозно передал чувственность сцены — в тёплых красках неба, в полупрозрачных тонах крыльев бабочек, кружащих вокруг величественной пары. От бескрайней бледно-жёлтой пустыни и одинокого дерева с крохотными листьями веяло едва ощутимым томлением природы.

— Это Ракшада, — вымолвила Кенеш с придыханием.

— Её лицо закрыто наполовину, — сказала Малика.

— Тогда не было чаруш. Ракшада закрывала лицо, когда с пустынь дул ветер. А так ходила, как я сейчас хожу, хотя была молодой и красивой. Молодые все красивые. Чаруш стали носить при Джурие. Джурия — непревзойдённая красавица. Но её лицо ты увидишь только на Острове Шабир. Переверни страницу.

По морю в свете огромной луны плыла лодка. В ней сидели двое: он и она. Женщина в чёрном платье и чёрной чаруш указывала на звёздное небо. А мужчина смотрел на спутницу и улыбался. На голове женщины блестел такой же обруч, как на Ракшаде. Ещё один обруч сверкал на шее.

— Это Джурия, — промолвила Кенеш.

— Я должна буду ходить в чёрном? — спросила Малика, содрогнувшись.

— Нет. Чёрное носят жёны хазиров.

— Что у неё на шее?

— Зажим. Он не позволяет ветру поднимать чаруш. Песок в глаза не задувает, и пыль в рот не попадает, — ответила Кенеш и вернулась на свое место возле двери.

— Может, они умеют любить? — произнесла Малика на слоте. — Галисия, не хотите посмотреть? Тут нарисованы жёны хазиров.

Галисия долго разглядывала картинки. Наконец спросила:

— Я буду ходить в такой же тряпке?

Малика тяжело вздохнула:

— Думаю, да. И я тоже.

— И меня никто не увидит?

— Только Иштар… если захочет.

— Я тут подумала… — Галисия подняла голову, и у Малики перехватило дыхание от небесной глубины её глаз. — Ведь с Адэром мне тоже было нелегко.

— Галисия, может, не надо…

— Нет, нет! — Она сжала Малике руку. — Я хотела сказать, что я привыкла быть у него не единственной. Мужчины рождены предавать.

— А женщины?

— В этом мире от женщин требуют многого, а мужчины поступают, как им угодно, и за это их никто не осуждает. Иштар не виноват, что мир сделал его таким. Я привыкну к его изменам. Это не так сложно. Просто рядом с любимым надо забывать обо всех. Есть он и только он, а всё остальное преходяще.

Малика добрую половину ночи пролежала, глядя на маленькую лампочку над дверями и бесконечно повторяя: «Всё остальное преходяще». Но стоило ей провалиться в сон, как раздался скрежет металла. Малика и Галисия бросились к окну. Темно, ничего не видно: ни моря, ни неба, ни звёзд. Только отблеск лампочки на стекле. На все вопросы Кенеш пожимала плечами.

Утро не пришло с восходом солнца: вроде бы пора вставать, а в каюте царит полумрак. Галисия ворочалась на подушках и надсадно вздыхала. Из-за боковой двери доносился шум воды — Кенеш готовила ванну.

Малика не выдержала. Включив верхний свет, приблизилась к окну. Вид закрывала железная стена. Судя по заклёпкам на обшивке, это был борт другого корабля. Слишком близко… Того и гляди на входе в волну корабли столкнутся. Успокаивала мысль, что они с Галисией не одни. Вокруг ракшады — самые лучшие в мире мореплаватели.

После завтрака, пока Галисия сооружала у себя на голове причёску, Малика написала охранителям очередное письмо. Вызвав Альхару, спросила:

— Как они?

— Все женщины такие… — сказал он и уставился в потолок, явно подбирая слово.

— Желание ухаживать и заботиться заложено в женщинах природой.