Сладкое искушение - Венди Хаггинс Страница 4

Он — Князь Похоти. Демоны знают его как Фарзуфа. Люди — как Ричарда Роу. И он решил обзавестись домом поближе к самой низкой человеческой суке в мире — главе крупнейшего потока секс-торговли в Южных штатах. Они оба познакомились в Великобритании. Отец даже приглашал ее и нескольких ее девочек постарше для помощи в моем обучении, когда мне исполнилось одиннадцать.

Никого я не ненавидел так сильно, как Мариссу.

Стиснув зубы, я неторопливо вытаскиваю свой зад из машины и тащусь к гигантским дверям.

Мне хочется пойти прямо в подвал, в свою комнату, но мне надают по башке за столь пренебрежительное отношение к нашей "гостье". Так что я натягиваю на лицо маску вежливости и выхожу на нагретую солнцем веранду около бассейна. Здесь куча растений, будто в долбаных джунглях, и воняет смесью хлорки и тропических цветов.

В помещении куча шезлонгов, но Марисса восседает на коленях у отца. Ангел-хранитель рядом с ней насторожен, несмотря на то, что кажется уставшим. Честно говоря, мне жаль этого духа, тем более, что рядом, подобно назойливому комару, кружит демонический шептун.

Черные волосы Мариссы спадают до бедер, а ее огромные груди едва не вываливаются из черного платья с глубоким круглым декольте — и этот вид ни капли меня не трогает. Кроваво-красные губы под стать жутким длинным ногтям. Она ахает при виде меня.

— Только глянь на него, Ричи… он становится все больше похож на тебя.

Отец кивает, обернувшись, и втягивает носом, скорее всего, принюхиваясь ко мне, проверяя, выполнил ли я сегодня свою работу. У него потрясающее обоняние.

Я киваю в ответ.

— Отец. Марисса. Надеюсь, у вас все хорошо.

— Всего два часа ночи, — говорит отец. — Слишком рано для тебя. Скольких взял?

Проклятье.

— Одну, — признаюсь я. Знал бы, что они здесь, остался бы там.

— Маловато для празднования дня рождения, — произносит Марисса. Конечно же, она помнит мой "особенный" день.

Отец переводит взгляд с нее на меня.

— Неужели уже тридцатое марта?

Марисса смеется и хлопает его по плечу, потом снова смотрит на меня.

— Выглядишь привлекательно в свои семнадцать. И возраст делает тебя только краше.

Я предпочитаю пропустить это мимо ушей.

— Парни устраивали мне вечеринку вчера, а сегодня у нас было выступление, — лгу я.

Марисса поднимается и на высоких каблуках дефилирует ко мне. Ей около сорока. У нее белая как фарфор, нетронутая солнечными лучами кожа. Не будь она такой злобной гадиной, я бы сказал, что она горяча.

Она подходит очень близко и с недовольной гримасой смотрит на меня. Я знаю, чего она хочет. Сучка мечтает о поцелуе, который я никогда добровольно ей не подарю. Я наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку, но она обхватывает мой затылок, впиваясь в него своими гадскими когтями, и с довольным звуком прижимается к моему рту. Без языка, слава Богу, она обхватывает мою нижнюю губу своими и посасывает. Готов поспорить, что я уже весь измазан ее помадой.

Отец усмехается этой нелепой демонстрации, будто Марисса — это тетушка, тискающая меня за щечки, а не прилипшая к моему рту стерва.

— У мадам есть работа для тебя, сын, — говорит он, расслабленно развалившись.

Это вынуждает Мариссу выпустить мою губу и вернуться к своей сумочке. Пользуясь возможностью, тыльной стороной ладони я вытираю губы и изо всех сил скрываю свое отвращение.

— Через пару месяцев из Венгрии прибывает моя новообретенная племянница. — Марисса выуживает фотографию из сумочки и скрещивает руки на груди, пока пересказывает судьбу девочки, которая то ли была похищена, то ли продана доведенной до отчаяния семьей. — Ценный клиент запросил девственницу, поэтому она должна остаться невинной.

Она передаст мне фотографию, и я несколько раз моргаю, покачиваясь на пятках. Девочке не больше одиннадцати. Она еще даже не сформировалась. Хрупкая и маленькая, с тонкими светлыми волосами и большими глазами, как у олененка. Отец выжидающе смотрит на меня, Марисса щелкает своими длинными ногтями — знакомый звук, который преследует меня в кошмарах.

Впервые мое отвращение пересиливает страх.

— Она же ребенок, черт возьми, — необдуманно выпаливаю я.

Отец выпрямляется, его лоб хмурится на мой эмоциональный порыв.

Марисса выхватывает фотографию обратно, но взгляд у нее довольный.

— Ей достаточно лет.

Отец поднимается и, подойдя, берет фотографию.

— Не так уж она и юна. И ее возраст не твоя забота. — Я слышу в его голосе предостерегающие нотки, напоминающие осколки льда. Он убьет меня за секунду. У меня нет в этом сомнений.

— Мы не просим тебя заняться с ней сексом, — мурлычет Марисса.

— Мы лишь хотим, чтобы она не слишком испугалась, когда до нее дотронется ее новый хозяин. Некоторым покупателям подобное нравится, но не этому.

Брр! Да я даже прикасаться к ней не хочу.

Когда дело касается девушек моего возраста и женщин постарше, я готов ко всему. Хоть это и отвратительно. Отец работает с похотью во всех проявлениях — он имеет дело со всеми ужасными извращениями — но я не могу, я не смогу, я физически не смогу заставить себя испытать влечение к ребенку.

— Похоже, твой мальчик более ванильный, чем ты думал, бормочет Марисса.

— Он исправится к моменту прибытия девочки, милая, — уверяет ее отец, сверля меня взглядом. — Он выполнит все, что нужно.

Черрррт. Серьезно? Я вспоминаю лицо девочки и у меня сводит живот.

Нет. Я не смогу. Это неправильно. За свою жизнь я пересек множество границ, чтобы порадовать отца и доказать ему свою ценность, но это другое.

Может быть, фотография старая. Остается только надеяться, потому что я даже знать не хочу, что он мне устроит, если я перестану быть ему полезным по какой-то демонической причине. Мне следовало бы уже давно понять, что разбивания сердец ему будет мало.

— Да, — дьяволица проводит ногтями по моей руке. — Он всегда делает то, что нужно.

"Мой дьявол любит твоего ангела, тебе этого не изменить…

Посмотрим, снимет ли он свой нимб, хотя бы на сегодня."

"Любимая песня Дьявола" Tishamingo

Подъезжая к клубу, я все еще злюсь. Когда сегодня на вечеринке отец напоминал мне, что уже май, и девочку скоро привезут, его лицо было непроницаемо. Прошло два месяца с тех пор, как в день своего семнадцатилетия я выказал неповиновение из-за этого ребенка. И все это время отец давил на меня. Испытывал. Ничего хорошего.

Мы стоим за сценой. Радж укладывает гелем свой ирокез, уставившись в зеркало вытягивает кончики волос. После только что выкуренного косячка глаза у него красные.