Бесплодные земли - Стивен Кинг Страница 4

– Нет, – возразил он. – Это не камни.

Сюзанна, приподняв брови, снова заулыбалась. Теперь, когдаона поняла, что стрелок – по крайней мере, пока– не вспылит, как бывало порой,когда она выказывала нерасторопность или непокорность, в ее глаза вернулсяглумливый блеск солнца на стали, ассоциировавшийся у Роланда с Деттой Уокер.

– Неужто нет? – Она все еще беззлобно поддразнивала его, нострелок подумал, что, если позволить, это добродушное подтрунивание превратитсяв злую издевку. Сюзанна была напряжена, взвинчена и наполовину выпустила когтииз мягких лап.

– Нет,– повторил он, отвечая насмешкой на насмешку. Теперь иего губы вновь начинали складываться в улыбку, но в улыбке этой не было нимягкости, ни веселья. – Сюзанна, ты помнишь кобелей беложопых?

Ее улыбка начала блекнуть.

– Кобелей беложопыхиз Оксфорд-Тауна?

Улыбка исчезла.

– Ты помнишь, что эти кобели беложопыесделали с тобой и ствоими друзьями?

– Это была не я,– сказала Сюзанна. – Это была другаяженщина. – Ее глаза потускнели, в них появилось угрюмое выражение. Роландтерпеть не мог, когда она так смотрела, что, впрочем, вовсе не мешало емучувствовать одобрение: это был надлежащийвзгляд; взгляд, говоривший о том, чторастопка горит хорошо и скоро огонь перекинется на поленья.

– Нет. Ты. Нравится тебе это или нет, это была ОдеттаСюзанна Холмс, дочь Алисы Уокер Холмс. Не теперешняяты – ты прежняя.Помнишьпожарные шланги, Сюзанна? А золотые зубы помнишь – ты увидела их, когда тебя итвоих друзей с хохотом поливали из брандспойтов в Оксфорде – помнишь, каксверкали эти зубы?

За множество долгих ночей у маленького костра она рассказалаим с Эдди и об этом, и о многом другом. Стрелок понимал не все, но слушалвнимательно. И запоминал. В конце концов, боль – орудие. Иногда самое лучшееорудие.

– Какая муха тебя укусила, Роланд? Зачем тебе нужно, чтобы явспоминала всякую мерзость?

Теперь угрюмые глаза блестели угрожающе; они напомнили емуглаза Аллена, какими те делались, когда добряка Аллена наконец удавалосьвывести из себя.

– Эти камни – люди, – негромко проговорил Роланд. – Те люди,что заперли тебя в камере, предоставив тебе обмараться. Люди с дубинками исобаками. Люди, которые обзывали тебя черномазой п..дой.

Он наставил на валун палец и повел его слева направо:

– Вот тот, который ущипнул тебя за грудь и захохотал. Воттот, который сказал, что предпочитает проверить, не запихала ли ты что-нибудьсебе в задницу. Вот тот, что обозвал тебя шимпанзе в пятисотдолларовом платье.Вот тот, который все водил и водил дубинкой по спицам колес твоего кресла,покуда тебе не начало казаться, что этот звук сведет тебя с ума. Вот тот,который обозвал твоего друга Леона красным пидором.А вот этот, последний,Сюзанна, – это Джек Морт. Вот они. Эти камни. Эти люди.

Дыхание Сюзанны участилось, грудь под патронной лентой стяжелым грузом пуль поднималась и опускалась быстрыми короткими толчками. НаРоланда она уже не смотрела; ее взгляд был устремлен на пестревшие крапинкамислюды обломки камня. Позади, в некотором отдалении, с треском повалилосьдерево. К нестройному вороньему хору в небе добавились новые голоса. С головойуйдя в игру, которая перестала быть игрой, ни стрелок, ни женщина этого незаметили.

– Да ну? – выдохнула Сюзанна. – Вон как?

– Да, так. Ну – скажи же свой урок, Сюзанна Дийн, и скажибез ошибки.

Теперь слова падали с ее губ кусочками льда. Правая рука наподлокотнике инвалидного кресла едва заметно дрожала, как мотор, работающийвхолостую.

– Не рукой целюсь; та, что целится рукою, забыла лик своегоотца.

Оком целюсь.

– Хорошо.

– Не рукой стреляю; та, что стреляет рукою, забыла ликсвоего отца.

Разумом стреляю.

– Так было испокон веку, Сюзанна Дийн.

– Не из револьвера убиваю; та, что убивает из револьвера,забыла лик своего отца.

Сердцем убиваю.

– ТАК УБЕЙЖЕ, ВО ИМЯ ОТЦА СВОЕГО! – крикнул Роланд. – УБЕЙИХ ВСЕХ!

Рука Сюзанны расплывчатым пятном мелькнула междуподлокотником кресла и рукояткой шестизарядного револьвера Роланда. Секунда – иревольвер был выхвачен; левая рука молодой женщины пошла вниз, взводя курокнеуловимо быстрыми движениями, мягкими и бархатисто-легкими, как взмахитрепещущего крылышка колибри. Над долиной глухо прогрохотали шесть выстрелов, ипять из шести каменных обломков, выставленных на валуне, в мгновение окаперестали существовать.

Секунду-другую, покуда перекатывалось затихающее эхо, ниРоланд, ни Сюзанна не заговаривали и словно бы даже не дышали. Безмолвствовало(по крайней мере, пока) и воронье. Стрелок нарушил молчание двумяневыразительными, но странно категоричными словами:

– Весьма похвально.

Сюзанна посмотрела на револьвер в своей руке так, точновидела его впервые. От дула поднималась тонкая струйка дыма – абсолютно прямаяв безветренной тиши. Молодая женщина медленно вернула револьвер в кобуру подгрудью.

– Похвально, но не идеально, – наконец сказала она. – Одинраз я промазала.

– Разве? – Роланд подошел к валуну и взял в руки уцелевшийобломок камня. Мельком взглянул на него и перебросил Сюзанне.

Она поймала камень левой рукой; правая, с одобрением заметилРоланд, оставалась подле убранного в кобуру револьвера. Сюзанна стреляла лучшеи свободнее Эдди, но именно этот урок усвоила не так быстро, как он. Будь она сними во время перестрелки в ночном клубе у Балазара, возможно, это произошло быбыстрее. Роланд видел: теперь она наконец учится и этому. Сюзанна посмотрела накамень и в верхнем углу увидела отметину – выбоинку глубиной от силы в однушестнадцатую дюйма.

– Ты его только зацепила, – сказал Роланд, возвращаясь, – нов стрельбе подчас царапина – это все, что требуется. Если зацепишь кого-нибудь,собьешь ему прицел… – Он умолк. – Почему ты так на меня смотришь?

– Ты что же, не понимаешь? В самом деле не понимаешь!

– Нет. Твои мысли часто закрыты для меня, Сюзанна.

В его голосе не было ни капли ершистости, и Сюзаннараздраженно тряхнула головой. Быстрый, изобилующий поворотами и пируэтамитанец, в котором кружилось ее "я", порой нервировал Роланда; наСюзанну такое же действие неизменно оказывала кажущаяся неспособность стрелкаговорить о чем-либо помимо того, что непосредственно занимало его мысли. Роландбыл самым большим буквалистом,с каким ей доводилось сталкиваться.

– Ладно, – сказала она, – я объяснютебе, почему я так натебя смотрю, Роланд. Потому что ты сделал подлость, вот почему. Ты сказал, чтоне поднимешь на меня руку, не сможешьподнять на меня руку, пусть даже я вконецраспоясаюсь… но ты либо соврал, либо глуп как пень, а я знаю,что ты вовсе недурак. Бьют не всегда рукой, как может засвидетельствовать любая женщина илюбой мужчина моей расы. Там, откуда я родом, есть короткая поговорка: слово необух…