«Все по местам!» Возвращение «Варяга» - Глеб Дойников Страница 4

— Значит, все-таки пытались себя на царство продвинуть, — задумчиво промурлыкал Руднев, — тогда я, как честный офицер русского императорского флота, вас обязан повесить, еще и за покушение на царствующую особу.

— А по-другому никак нельзя? — снова потускнел перемещенец.

— Ну, есть еще пара вариантов, — наслаждался долгожданным реваншем Руднев, — можно по блату и расстрелять, конечно. А можно вспомнить славные пиратские времена и отправить вас в путешествие по доске. Ну и как самый скучный вариант — вы мне через пару дней предоставите список тех «добрых дел», которые вы сможете тут, в 1904 году, сделать. Добрых не только и не столько для меня, а скорее для России, в преддверии Первой мировой и вытекающей из нее смуты. Только делать это придется без транзисторов, резисторов и даже радиоламп, господин кандидат в радиотехнические доктора. Тогда мы и закончим этот, безусловно, интересный разговор. А теперь избавьте меня от своего присутствия, пока я не передумал и не решил проблему экспресс-методом.

При последних словах Руднев выразительно покачал слева направо стволом браунинга.

— Дым на горизонте!! Зюйд-зюйд-вест! — прервал размышления Руднева крик сигнальщика. С удивлением он обнаружил себя на левом крыле мостика крейсера, с полудюжиной свежих окурков и одним на палубе, что для любого моряка было признаком полной потери пространственной ориентации.

— Дым на норд-осте!

Почти одновременно раздался крик сигнальщика на миноносце «Беспощадный». Его командир, капитан второго ранга Федор Воинович Римский-Корсаков, до этого флегматично куривший сигарету за сигаретой, поминутно посматривая в бинокль на догоняющие его три дестроера противника, мгновенно оказался на носу миноносца. Вскинув к глазам бинокль, он несколько секунд вглядывался в облачко дыма и потом побежал в машину.

— Николай Семенович, как у нас с углем?

— Тонн восемь, а то и меньше. Два часа такого хода — и мы сидячие утки, Федор Воинович. Не мне, машинному прапорщику, вам давать советы по морской тактике, но, по-моему, пришла пора переодеваться в чистое. [3]Ну и пока уголь, пар и ход еще есть — развернуться навстречу японцам и попытаться использовать ту последнюю мину, что у нас в первом аппарате осталась.

— Это по идущему-то полным ходом миноносцу ее использовать? Побойтесь бога, можно просто в море выпустить, шансы те же. Там на горизонте дым, вроде корабль одиночный. Тут, в Цусимском проливе, кроме японцев, никому больше делать нечего. Если повезет и это транспорт, то в него и используем. А там, коль снова повезет, то, может, вообще японцы станут с него команду снимать и отстанут. Ну а нет — так хоть помрем с пользой. Вы уж следующие два часа постарайтесь поддерживать ход без сюрпризов?

— Не извольте беспокоиться, товарищ командир, — проявилась на черном от угольной пыли лице меха белозубая улыбка, — ради еще одного транспорта не подведем.

— Все бы вам, Николай Семенович, балаганить. На пять лет меня старше, а туда же — «товарищ командир», — блеснул в ответ не менее белыми зубами капитан.

Отодвинув от штурвала рулевого, Римский-Корсаков сам положил лево на борт и повел свой миноносец навстречу показавшемуся на горизонте дыму. При повороте преследующие «Беспощадного» японцы срезали угол и приблизились на 20 кабельтовых. Теперь снаряды из носовых 75-миллиметровых пушек вполне долетали до русского миноносца, как и снаряды его кормовой пушки того же калибра до них. За время сближения с неизвестным кораблем в «Беспощадный» попало три снаряда.

Когда спустя полчаса на левом борту миноносца справились с первым пожаром (просто выкинув за корму весело полыхающую шлюпку вместе с тоже занявшимся брезентовым чехлом: больше на миноносце и гореть-то было нечему — остальное металл), сигнальщик опустил от глаз бинокль и как-то враз постаревшим голосом вынес приговор кораблю и команде:

— Это не транспорт. Крейсер идет прямо на нас, больше ничего сказать не могу — его дым тоже на нас ветром несет. Даже трубы посчитать не выходит, створятся.

На анализ ситуации у командира миноносца ушло не более тридцати секунд. По истечении этого времени он тихо выматерился и звучно (когда у тебя маленький, метров в 60 длиной кораблик, большая часть команды которого находится на верхней палубе, громкий командный голос вырабатывается быстро), на весь корабль заорал:

— Слушайте все. Шансов у нас теперь точно нет. Сзади три миноносца, впереди крейсер. Мы, конечно, можем попытаться отвернуть от крейсера. Но тогда на циркуляции те три макаки, что висят у нас на хвосте, подойдут к нам на пистолетный выстрел, а две пушки против шести — это бесполезно. Да и угля до берега на полном ходу нам все одно не хватит, даже проскочи мы миноносцев, на берег нам не выброситься. Можно, конечно, просто затопить наш корабль, без боя, — при этих словах над палубой пронесся недовольный гул пары десятков голосов, и, как будто заручившись поддержкой команды, Римский-Корсаков еще более возвысил голос, — но я хочу попытаться подорвать этот крейсер последней миной, что осталась у нас в аппарате номер один! Шансов на это у нас тоже один из тысячи… И скорее всего, японцы нас утопят еще на сближении. Но так наш «Беспощадный» погибнет, не пытаясь сбежать от врага, а атакуя его, как и положено боевому кораблю русского флота! Не все же нам транспортники топить, давайте и крейсер попробуем!

Громогласное мрачное, но преисполненное решимости «Ура!» пронеслось над палубой миноносца. Расчет носового 75-миллиметрового орудия, до этого до упора развернутого на правый борт в попытке при повороте достать подходящие с кормы миноносцы, мгновенно развернул его на нос. Минеры бросились к торпедному (хотя в те далекие годы он и именовался минным, но тавтология «минный аппарат на миноносце, в который заряжена мина» уже достала Руднева, и с его легкой руки слово «торпеда» уже входило в обиход) аппарату и стали спешно менять глубину установки хода мины. Если для атаки миноносцев они выставили наименее допустимую, то для крейсера 4 метра заглубления, гарантирующие более ровный ход, были более актуальны. Командир с мостика инструктировал наводчика носового орудия.

— Семен, первым не стреляй. Твой калибр крейсеру ничего серьезного не сделает, а так авось нас за своих примут и на лишние пару кабельтовых подпустят. Но как сами японцы начнут нас обстреливать, тут уж не зевай. Стреляй чаще и точнее.

— Слушаюсь, товарищ командир, — отозвался Семен Зябкий. И неожиданно даже для самого себя добавил: — Спасибо, товарищ капитан второго ранга, мне очень нравилось служить под вашим командованием. Всего-то мы с вами и проходили три месяца, но по сравнению с Лукиным — небо и земля. Простите, если что не так сказал, — внезапно засмущался молодой матрос нахлынувшим перед лицом надвигающейся смерти чувствам.

— Ну-ну, разговорился тут у меня! — добродушно проворчал старый боцман, хлопая матроса по плечу и разряжая повисшую в воздухе неловкую паузу. — Займись лучше пушкой, пока есть минутка.