Бегущий по Лабиринту - Джеймс Дэшнер Страница 4

Кажется, парнишке было неловко произносить последнее слово, будто диалект Глэйда по-прежнему оставался ему чуждым.

Опять раздался леденящий душу вопль — на сей раз более протяжный, — от которого Томаса прошиб холодный пот.

— Что там происходит? — спросил он, показывая на постройку.

— Не знаю, — ответил круглолицый мальчик высоким детским голоском. — Это Бен. Ему здорово досталось. Все-таки они до него добрались.

— Они?..

Зловещий тон, каким мальчик произнес это слово, Томасу очень не понравился.

— Ага.

— Кто — ОНИ?

— Надеюсь, тебе не придется это прочувствовать на собственной шкуре, — ответил парнишка как-то слишком уж спокойно и непринужденно. Он протянул руку. — Меня зовут Чак. Пока не появился ты, я считался Салагой.

Так вот кто должен позаботиться о моем ночлеге, — подумал Томас. Мало того, что он не мог избавиться от чувства полнейшего дискомфорта, так теперь еще и был раздражен. От непонимания происходящего разболелась голова.

— Почему все называют меня Салагой? — спросил он Чака, коротко пожав тому руку.

— Потому что ты самый новый из всех новичков. — Чак ткнул в Томаса пальцем и засмеялся.

Из дома вновь донесся душераздирающий крик, похожий на рев животного на скотобойне.

— Как ты можешь смеяться? — поразился Томас, напуганный загадочным воплем. — Такое впечатление, будто там кто-то умирает.

— Все с ним будет нормально. Никто еще не умер, если успевал получить сыворотку. Тут все — или ничего. Смерть или жизнь. Просто очень болезненно.

— Что — болезненно? — спросил Томас, выдержав небольшую паузу.

Глаза Чака забегали.

— Ну… когда жалят гриверы.

— Гриверы?

Томас все больше заходил в тупик. Жалят… Гриверы… Услышав слова, от которых веяло чем-то зловещим, он уже не был уверен, что хочет знать подробности.

Чак пожал плечами и, закатив глаза, отвернулся.

Томас досадливо вздохнул и вновь прислонился к дереву.

— Сдается, ты знаешь не намного больше меня, — слукавил он.

Его амнезия была очень странной. Томас помнил, как устроен мир в общем и целом, но многие детали — например, лица людей и их имена — напрочь вылетели из головы. Как если бы в новой книге отсутствовало каждое десятое слово, отчего смысл понять невозможно. Томас не помнил даже своего возраста.

— Чак… как ты думаешь, сколько мне лет?

Мальчик окинул его взглядом с ног до головы.

— Я бы сказал, шестнадцать. Рост примерно метр восемьдесят, шатен… если тебя это интересует. А еще: ты выглядишь хуже, чем обжаренный на костре кусок печенки. — Он хихикнул.

Томас был поражен настолько, что последних слов уже не слышал. Шестнадцать?! Неужели ему всего шестнадцать? Он-то ощущал себя куда более взрослым.

— Ты серьезно? — Он умолк, пытаясь подобрать нужное слово. — Как…

Томас почувствовал себя совсем плохо.

— Успокойся. Первые дни будет очень погано, потом привыкнешь. Как я, например. Всяко лучше, чем жить в куче кланка. — Он искоса посмотрел на Томаса, будто ожидая нового вопроса. — Кланком мы называем дерьмо. Когда дерьмо падает в ночной горшок, оно издает звук, похожий на «кланк».

Томас уставился на Чака, не веря ушам.

— Офигеть, — только и смог он вымолвить.

Томас встал, прошел мимо Чака и направился к обветшалому дому, который нелепым пятном выделялся на фоне массивной каменной стены. Определение «развалина» подходило к его внешнему виду, пожалуй, лучше всего: в высоту дом выглядел как трех- или четырехэтажное здание, но складывалось впечатление, что он в любую минуту готов завалиться. Судя по нелепому нагромождению балок, досок, окон и толстых веревок, дом, видимо, сколотили в большой спешке.

Проходя через площадь, Томас уловил отчетливый запах дыма и аромат жарящегося на огне мяса. В животе заурчало. Теперь, когда Томас узнал, что кричал всего лишь покусанный мальчик, ему стало легче. Конечно, если не думать, кто именно покусал…

— Как тебя зовут? — спросил Чак, стараясь поспеть за Томасом.

— Что?

— Твое имя. Ты нам до сих пор не сказал. Наверняка ты его помнишь.

— Томас.

Он едва слышал собственный голос. Его мысли направились в новое русло: если Чак прав, тогда Томас только что выявил нечто общее между обитателями Глэйда. Потеря памяти у всех была похожей — они помнили собственные имена, но почему-то забыли, как зовут их родителей и друзей. И почему-то никто здесь не помнил своей фамилии.

— Рад знакомству, Томас, — сказал Чак. — Не беспокойся, я позабочусь о тебе. Я тут уже целый месяц и знаю Глэйд вдоль и поперек. Положись на меня.

У входа в дом-развалюху, где толпилась группа мальчишек, Томаса внезапно обуял приступ раздражения. Он резко обернулся и, приблизившись к Чаку вплотную, бросил тому прямо в лицо:

— Ты даже на мои вопросы толком ответить не можешь!

Удивившись собственной решительности и отваге, он повернулся и пошел к двери с твердым намерением войти внутрь и получить ответы.

Чак пожал плечами.

— Ну а что толкового я могу тебе рассказать?! Я ведь еще новичок, как и ты. Но я мог бы стать тебе другом…

— Мне не нужны друзья! — отрезал Томас.

Потянув на себя дверь, сбитую из выцветших на солнце досок, Томас увидел нескольких парней. Они стояли у лестницы, ступеньки и поручни которой были настолько кривыми, что буквально торчали во все стороны. Стены холла и коридора покрывали обои мрачного цвета, местами ободранные, а на одной из них висел черно-белый портрет какой-то женщины, одетой в старомодное белое платье. Единственным предметом мебели здесь был стол на трех ножках. Все это смахивало на дом с привидениями. Тут даже некоторых половиц не хватало.

Пахло пылью и плесенью, что сильно контрастировало с приятными ароматами снаружи. С потолка свисали помаргивающие флуоресцентные лампы, но Томасу некогда было задуматься, откуда в Глэйде электричество. Сейчас его внимание было приковано к женщине на портрете. Неужели она жила здесь когда-то и помогала местным обитателям?

— Эй, глянь-ка, Салага пришел.

Томас вздрогнул, когда понял, что это произнес тот самый черноволосый парень, совсем недавно глядевший на него со смертельной ненавистью. Выглядел он лет на пятнадцать, долговязый и худой. Нос был размером с маленький кулак и напоминал картофелину неправильной формы.

— Видать, шанк совсем обделался, когда услышал, как визжит старина Бенни. Может, тебе подгузник сменить, кланкорожий?

— Меня зовут Томас.

Он не знал, как себя дальше вести, да и не хотелось связываться, поэтому, не произнеся больше ни слова, двинулся к лестнице — ближайшему пути к отступлению. Задира мгновенно преградил ему собой путь, выставив руку.