Раб из нашего времени. Книга 6. Преодоление - Юрий Иванович Страница 4

Убрал первую с левого уха, и тут же на него оглох. Ксана не просто говорила, она орала истерическим голосом, усиливая его громыханием и треском стреляющих молний.

– Зачем ты кричишь?.. – вырвалось у меня. Одновременно с этим я возвратил прослойку вакуума в ухо, пытаясь спасти барабанную перепонку. – Разве так можно?..

Ксана сжала губы, но тут же перешла на мимику. Причём настолько ясную и понятную мне, что я сразу поверил: она только что говорила спокойно, чуть ли не шёпотом. Следовательно, всему виной моё обострившееся во время болезни восприятие. И что теперь делать?

Тут тоже, несмотря на слабость и головокружение, удалось додуматься быстро. После чего я из правого уха вакуумные беруши стал убирать по слоям, постепенно утончая. При этом попросил вслух:

– Продолжай говорить… Только негромко…

– Я уже и боюсь что-то сказать, – зашептала она.

– Хорошо… Можешь чуточку громче…

– Ты вроде как проснулся и стал улыбаться, – повысила она голос. – Но глаза не открываешь и дышишь редко. Вот я и коснулась плеча… А ты как застонешь! Как весь дёрнешься!

Звук я отрегулировал, оставив беруши вполне себе толстыми и решив, что со слухом у меня отныне будут сложности немалые. Понять бы ещё, что конкретно и почему такое искривление в головешке произошло.

На остальные слова Ксаны тоже внимания особого не обратил, а вот про воду вспомнил одним словом-просьбой:

– Пить! – тотчас стакан оказался у моих губ, а женский голос попытался упредить следующее желание:

– Может, укрепляющий отвар из трав? Или чай? Тут всё есть, под рукой!

Сделал десяток маленьких глоточков и прислушался к ощущениям в гортани, пищеводе и желудке. Ну и, конечно же, отчётливо вспомнил основную причину своего нынешнего недомогания. Мой симбионт, который меня вылечил в последние месяцы от инвалидности, затем дал новые силы и массу полезных магических умений, наверняка все эти последние десять дней вёл отчаянную борьбу с чужаком, с насильно в меня помещённым груаном. Тоже симбионт, и тоже с дивными, не до конца исследованными свойствами, но пребывание которого в желудочном соке человека провоцирует взрыв через полчаса. То есть следовало разобраться, что у меня во внутренностях и как.

Судя по тому, что я не взорвался, – мой Первый Щит всё-таки справился с опасностью. Вот только какой ценой он это сделал? Общий упадок сил и навалившаяся дистрофия ощущались мною даже без ощупывания исхудавшего тела. Так что вполне мог случиться и такой вариант, что мой личный симбионт погиб в борьбе с чужим, опасным существом. Так сказать, пал смертью храбрых в бою, но своего носителя всё-таки спас. Чем мне такой вариант грозит? Жить, наверное, буду, но про дивное зрение в темноте да про квинтет тринитарных всплесков придётся забыть навсегда.

Правда, тут же мелькнула в сознании подсказка:

«Чего тут мучиться в неведении? Надо просто проверить хоть одно своё умение… Хотя бы тот же «щелбан»… Хотя бы на той же Ксане… М-м? А если она обидится? Да рассердится?..»

Пришлось оборвать её совершенно бессмысленный и невоспринимаемый диалог:

– Ничего не слышал, потом повторишь… А сейчас прислушайся…

По тому, как она дёрнулась головой в сторону, я понял, что мой тринитарный всплеск подействовал! Умения мои при мне! Мой Первый Щит жив и продолжает здравствовать! Ну а вместе с ним и у меня имеются все шансы выкарабкаться окончательно.

И пока я блаженно лыбился и выслушивал недоумённое женское бормотание, из внутренностей моего организма стали доходить новые сигналы. Если перевести их на общепринятый язык, то интерпретировались они как:

«Выпитая вода принята и расфасована по нужным кладовым. Теперь не помешало бы чего-нибудь более существенного. А посему подайте-ка нам те самые отвары из трав! Посмотрим, на что они годны!»

Ну я и прошептал:

– Давай отвар!..

Выпил, опять прислушиваясь к себе и к рассказу Ксаны о том, как они тут все эти десять дней волновались, и как она верила, что я обязательно справлюсь со своими недомоганиями. Ну и дождался очередных указаний из желудка:

«Эй, вы там, наверху! А не пора ли нас чем существеннее покормить? Может, не обязательно и мясца… да много… да жирного… да с грибной подливкой!.. Но хотя бы какого-нибудь… салатика, что ли?»

Хорошо, что мозги у меня ещё не совсем покоряются желудку (хотя были случаи, но кто такие несуразицы вспоминает?). Поэтому я сообразил, что именно в данный момент будет для меня самое полезное. Тем более я знал, что оно у нас имеется, благодаря получаемым пятидневным пайкам:

– Ксан, а киселя готового нет? – видя, как заполошно подруга вскочила и собралась бежать на кухню, вспомнил и про местный изюм, который тут называли несколько иначе: – И пусть сразу мне на потом слад в кипятке размочат. Немного, с полмиски…

Пока девушка отсутствовала, попытался двигать руками и ногами. Нижние конечности вроде как слушались, но всё равно двигаться не хотели. Руки удавалось поднести к лицу и даже рассмотреть, просматривая словно прозрачные, на свет стоящей на столе большой лампы. Вот тут я окончательно поразился произошедшим со мной метаморфозам. А точнее говоря, тому страшному похудению, которое сделало меня за десять дней похожим на вилку в профиль. Такое впечатление создавалось, что даже кости внутри ссохшейся обёртки из кожи стали тоньше в два раза.

«Эк меня истощила эта борьба с груаном! – одуревал я, пытаясь рассмотреть, что у меня там вместо крови течёт. – Так, наверное, святые мощи выглядят, или йоги, которые годами ничем кроме воздуха не питаются… Хм! Как это Ксана на меня ещё глянуть не боится? Наверное, личико – в страшном сне такого не приснится… О! И кровь какая-то слишком бледная стала… Теперь-то я точно понимаю, как выглядит «голубая» кровь и почему. Все чудеса от голода творятся, не иначе! Хе-хе! Она и течёт теперь так, что ни один пульс у меня толком не прощупывается…»

К сожалению, глянуть на остальное своё тело не получалось, сил поднять голову – не хватало. Но когда примчалась Ксана с обещанием, что кисель сейчас будет, я попросил положить мне под голову ещё одну подушку, после чего сосредоточился на попытках просмотреть собственный желудок.

Но не тут-то было! Ничего кроме покрова истончившейся кожи да распластавшейся под ней жалкой мышечной массы рассмотреть не удалось. А ведь раньше я не только себя, но и любого другого человека просматривал вполне неплохо. С рентгеном себя не сравнивал, но уж всякие любые кости, а то и переломы на них видел прекрасно. Другой вопрос, что я никогда толком не разбирался в том, что вижу, это да, такое существовало. Кажется…

Потому что с явным усилием попытался вспомнить:

«Лопатку собственную, да ещё и с помощью зеркала, просматривал точно. Внутренности того же Лузги, в том числе на животе, – увидеть в любом внутреннем слое – тоже труда не составляло. А вот сам себе? Кажется, нет…»

Вот и выяснил, что до сей поры не просматривал я свой желудок. Даже когда понял, что где-то там затерялся местный симбионт, даже когда боль меня стала крутить и валить с ног, даже когда судороги брюхо мне скручивали – не заглядывал. Словно боялся увидеть там нечто такое страшное, от чего сразу бы в обморок свалился.