Нарцисс в цепях - Лорел Гамильтон Страница 4

— Это «Нарцисс в цепях»?

— Ага, кто говорит?

— Я хочу говорить с Грегори.

— Нет тут никакого Грегори.

— Кто говорит? — спросила я.

— Это автомат в холле, дама. Я просто проходил мимо.

И он повесил трубку. Похоже, не мой сегодня день.

— Они звонили из автомата в клубе, — сказала я.

— Ну, мы хотя бы знаем, где они, — заключилаРонни.

— Ты знаешь, где этот клуб?

Она покачала головой:

— Не входит в круг моих интересов.

— И моих тоже.

Получалось так, что единственные среди моих знакомых игрокив доминантой и подчиненных были сейчас в этом клубе, откуда мне их предстоитвыручать.

Кого я знаю, кто может сказать, где этот клуб и какова егорепутация? Леопардам верить нельзя, они уже говорили, что там безопасно. И явноошиблись.

На ум пришло только одно имя. Только он мог знать, гденаходится клуб и какие гадости меня там, предположительно, ожидают. Жан-Клод.Поскольку тут была замешана оборотневая политика, напрашивался звонок Ричарду,который вообще вервольф. Но оборотни — народ весьма клановый. Животные одноговида редко переходят границы, чтобы помочь другим. Горько, но правда.Исключением является соглашение между вервольфами и крысолюдами, но остальныеругаются, дерутся и пускают кровь исключительно в своем кругу. Ну, есликакая-то группка сорвется с резьбы и начнет привлекать излишнее вниманиеполиции, вервольфы и крысолюды приведут ее в чувство, но помимо этого — никакихвмешательств. Одна из причин, по которым мне приходится нянчиться с леопардами.

К тому же Ричард насчет субкультуры «Д и П» знает не большемоего, если не меньше. Нет, если вас интересуют какие-то сексуальные штучки награни извращения (или за гранью), спросите Жан-Клода. Он сам не участвует, нознает, кто, что и где. По крайней мере я на это надеялась. Если бы на конустояла только моя жизнь, я, может, никому из мальчиков звонить бы не стала, ноесли меня в этой авантюре убьют, то некому будет спасать Натэниела и егокомпанию. Не годится.

Ронни сбросила туфли на каблуках.

— Пистолета я не захватила, но у тебя наверняка естьзапасной.

Я покачала головой:

— Ты не едешь.

От гнева ее серые глаза обрели цвет грозовых туч.

— Черта с два.

— Ронни, это оборотни, а ты человек.

— И ты тоже.

— Я чуть больше, благодаря вампирским меткам Жан-Клода.Я могу пережить раны, от которых ты умрешь.

— Одна ты не поедешь. — Она скрестила руки нагруди, лицо ее выражало непреклонную решимость.

— Я не собираюсь ехать одна.

— Это потому, что я не люблю стрелять?

— Ты не умеешь убивать не думая, Ронни. В этом ничегостыдного нет, но я не могу взять тебя к оборотням, если не буду уверена, что тыв случае чего стреляешь на поражение. — Я положила руки ей на плечи. Онався напряглась и была явно сердита. — А потерять тебя, Ронни, — дляменя это... потерять часть своей души. И еще... часть эта будет еще больше,если ты погибнешь, расхлебывая кашу, которая варится вокруг меня. С этимнародом надо действовать не раздумывая, Ронни. С ними нельзя как с людьми —иначе тебе крышка.

Она замотала головой:

— Позвони в полицию.

— Нет.

— Черт бы тебя побрал, Анита, не будь дурой!

— Ронни, есть правила. И одно из них то, что в деластаи прайда полицию не вмешивают.

Главной причиной было то, что полиция косо смотрит насхватки за лидерство, которые кончаются трупами, но Ронни сейчас об этом знатьне обязательно.

— Глупое правило.

— Может быть, но так принято у оборотней, какого бывида они ни были.

Она села у столика для завтрака.

— Так кто же тебе поможет? Ричард убивает не легче, чемя.

Почти правда, но я не стала спорить.

— Нет. Сегодня мне нужен рядом тот, кто делает то, чтонужно, не моргнув глазом.

Ее глаза потемнели — от злости.

— Жан-Клод!

Это прозвучало словно ругательство.

Я кивнула.

— А ты уверена, что не он все это спланировал, чтобывернуть тебя в свою жизнь... то есть, пардон, в смерть?

— Он слишком хорошо меня знает, чтобы так играть смоими подопечными. Знает, что я с ним сделаю, если им будет плохо.

Ронни смягчилась, постаравшись скрыть недоумение.

— Я его терпеть не могу, но я знаю, что ты его любишь.И ты действительно могла бы его убить? Спустить курок, глядя на него черезпрорезь прицела?

Я просто смотрела на нее и знала без зеркала, что глаза уменя стали далекими и холодными. Карие глаза трудно сделать холодными, но мнекак-то удается — в последнее время.

Что-то у нее мелькнуло в глазах, очень похожее на испуг. Незнаю, меня она испугалась или за меня.

— Господи, и ведь действительно могла бы! Анита, тызнаешь Жан-Клода дольше, чем я знаю Луи. Я бы никогда не смогла ему ничегосделать плохого, что бы ни сделал он.

Я пожала плечами:

— Думаю, это бы меня сломало. Я не могла бы житьсчастливо, если бы вообще могла. Очень вероятно, что вампирские метки потянулибы меня в могилу вслед за ним.

— Еще одна причина его не убивать.

— Если это из-за него Грегори так кричал в телефон, тодля жизни Жан-Клоду понадобится более серьезная причина, чем любовь, илипохоть, или моя возможная смерть.

— Не понимаю я этого, Анита. Просто не могу понять.

— Знаю.

Мне подумалось, не по этой ли причине мы с Ронни сталивидеться реже, чем раньше. Устала я объяснять ей себя. Нет, не объяснять —оправдывать.

Ты моя подруга, подумала я, лучшая подруга. Но я пересталатебя понимать.

— Ронни, играть с оборотнями и вампирами в армрестлингя не могу. Честную битву я проиграю. Единственный способ выжить и спасти моихлеопардов — это чтобы другие оборотни меня боялись. Боялись моей угрозы. Я стоюровно столько, сколько моя угроза, Ронни.

— Так что ты туда поедешь и их убьешь.

— Я этого не говорила.

— Но сделаешь.

— Я постараюсь этого избежать, — пообещала я.

Она подтянула колени к груди. Где-то она умудрилась порватьколготки, и из дырки сиял отлакированный ноготь. Лак Ронни носила с собой всумочке на всякий случай. Я носила пистолет, а сумочки у меня вообще не было.