Свет в ладонях - Юлия Остапенко Страница 4

Лампа мигнула ещё раз и окончательно погасла. Уго с рёвом ринулся в угол, где рядом со своим отцом в ужасе застыла принцесса Женевьев.

– Ваше высочество, пригнитесь! – закричал Джонатан и выстрелил в потолок.

Он не мог стрелять в Уго, боясь задеть короля или принцессу. Но ему нужен был свет – теперь, когда лампа погасла. Короткая вспышка от выстрела на долю мгновения озарила комнату красноватым заревом, и Джонатан увидел всё, что ему было нужно: свесившегося с кровати короля, фигурку его дочери у стены, разворачивающегося на выстрел лейтенанта Уго. Джонатан отшвырнул пистолет и прыгнул вперёд, вслепую полоснув шпагой. Если бы Уго сохранил пистолет, пуля вошла бы Джонатану прямо в грудь – но у Уго была только шпага, и он не успел занести её для ответного удара, напоровшись на клинок Джонатана. Через минуту всё было кончено.

Джонатан стоял какое-то время, не слыша ничего, кроме собственного тяжёлого дыхания. Никто не шевелился, и он не мог даже понять, вовремя ли успел, получилось ли хоть кого-то спасти. Он подковылял к изголовью кровати, споткнувшись о ступеньку возвышения, и попытался заново разжечь лампу. Ничего не получилось – запал щёлкал вхолостую, люксий не горел, и стекло под трясущейся ладонью Джонатана оставалось холодным и мёртвым. Джонатан вернулся в переднюю, но там ни одна лампа не горела тоже.

И тогда Джонатан остановился в полной растерянности, совершенно не зная, что делать дальше.

В спальне послышалось какое-то движение. Джонатан осторожно откинул портьеру, щурясь и всматриваясь во тьму.

– Ваше вели… высочество? – поправился он, и фигурка перед ним снова испуганно замерла. – Не бойтесь. Вы в безопасности. Не бойтесь, бога ради. Всё… всё позади. Как… как его ве… личество?..

Он заикался и запинался, и даже не чувствовал себя дураком из-за этого.

Его глаза уже привыкли к темноте, и он видел, как принцесса склоняется над постелью отца. Потом она выпрямилась, и по её молчанию он понял всё. Джонатан только надеялся, что бедный старик перед смертью успел понять, что он, Джонатан, – не враг его дочери.

Принцесса подошла к нему. В кромешной темноте она протянула руку, словно слепая, и Джонатан взял её своей грязной рукой, покрытой порохом и кровью. Маленькие, тонкие и холодные пальчики принцессы стиснулись в ответ с неожиданной силой, и он услышал её глухой, прерывистый голос:

– Как ваше имя?

– Джонатан ле-Брейдис, младший лейтенант лейбгвардии его величества… к вашим услугам. Ваше высочество, я… думаю… надо позвать на помощь…

– Джонатан ле-Брейдис, – повторила принцесса, сжимая его руку крепче. – Сейчас в этой комнате умерли все, кому я могла доверять. Теперь я доверяю только вам. Никого не надо звать. Вы должны сейчас же вывести меня из дворца, а затем помочь покинуть столицу.

Вывести кого-либо из королевского дворца – что может быть проще? Достаточно дождаться рассвета и пройти через парадные ворота.

Покинуть столицу – что может быть легче? Сесть в первый попавшийся дилижанс или, если в дилижансах вас укачивает, отправиться на железнодорожный вокзал и там взять билет на первый попавшийся люксовоз. В крайнем случае можно совершить частную поездку верхом, но для дамы это может быть чересчур утомительным, особенно если под рукой не найдётся удобного дамского седла.

Так или иначе, никаких особенных затруднений не составляли бы просьбы принцессы Женевьев, обращённые к Джонатану ле-Брейдису, если бы только она не была принцессой Женевьев, а он – Джонатаном ле-Брейдисом. Ибо эти два досадные обстоятельства всё существенно усложняли.

Первое осложнение возникло, когда Джонатан со своей подопечной прошли по коридору и достигли первого караула. То, как далеко караул стоял от королевской спальни, объясняло, почему никто не услышал выстрелов. Джонатан считал, что следует немедленно доложить о случившемся капитану Рору, но её королевское высочество, наследница только что освободившегося трона, заявила, чтобы он и думать об этом не смел.

– Вы ведь лейб-гвардеец? – спросила она, буравя Джонатана пронзительным взглядом, удивившим его твёрдостью, несмотря на всё пережитое.

– Да, ваше высочество, но…

– Стало быть, ваша первая и главная обязанность – хранить и защищать особ королевской крови. Вы сперва мне подчиняетесь, а потом уже этому вашему капитану.

Тут Джонатан возразить не смог, поскольку сказанное вполне соответствовало Уставу.

– Когда открывают ворота?

– В шесть.

– Ещё четыре часа… Отведите меня куда-нибудь, где мы сможем переждать. И сделайте это так, чтобы нас не заметили караульные.

Она говорила тихо, думала быстро, распоряжалась отрывисто – словом, вела себя как опытная заговорщица, так, словно сама была виновна в гибели людей, оставшихся в королевской спальне, и теперь убегала от правосудия.

Джонатан, однако, был слишком сбит с толку всем случившимся, чтобы пререкаться или задумываться. За четыре месяца ему случалось охранять едва ли не все здешние коридоры, так что он знал их неплохо, и в конце концов, проплутав с четверть часа лестницами, двориками и галереями, они выбрались в боковое крыло, где квартировали офицеры лейб-гвардии. Все они сейчас, к счастью, либо спали, либо стояли в карауле, либо – и таких было большинство – гуляли где-то в городе в увольнении.

– Что это? – спросила принцесса, оглядываясь. Джонатан объяснил, и она, кивнув, села на скамейку у входа в казарму.

– Садитесь рядом, – велела она, а когда Джонатан неловко присел на самый краешек, добавила: – Если кто-то появится, тотчас обнимите меня. Я вас за это заранее прощаю.

Всем известно, что юные офицеры королевской гвардии делятся на два типа: прожжённые бабники и трепетные романтики. Джонатан был из вторых, поэтому залился краской до самых корней волос и пробормотал что-то невразумительное, на что принцесса Женевьев не сочла нужным отреагировать. Так они и просидели несколько следующих часов, молча, почти неподвижно. У Джонатана было время поразмыслить, но мысли путались и ничего толком не получалось. Он подумал было, что надо сходить на разведку к воротам, но побоялся оставлять принцессу одну. Им повезло, никто так и не появился, и когда предрассветный ветер донёс до них бой часов на ратуше, возвещавший начало нового дня, принцесса встала, накинула капюшон и сказала:

– Пора. Ведите.

У Джонатана вовсе не было чувства, будто он куда-то её ведёт – скорее, наоборот. Но выбора не оставалось, и он опять подчинился.

Получить на конюшне двух лошадей ему, лейб-гвардейцу, не составило бы труда, но это могло задержать их и привлечь излишнее внимание. Так что дворец они покинули пешком, и Джонатан лишь обменялся быстрым приветствием со своим знакомым, зевавшим и почёсывавшимся на посту у ворот. Они пересекли площадь перед дворцом, залитую розовым утренним светом, и углубились в лабиринт переплетающихся улочек, понемногу заполняющихся мешаниной городских звуков: стуком тележек, которые катили на рынок торговцы, щёлканьем ставен, распахивавшихся в лавках, бойкой болтовнёй соседок, вешающих стираное бельё в окнах домов, стоявших так близко, что крыши их почти соприкасались.