Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин Страница 4

Но, во-первых, гуральская принцесса была столь прекрасна, что даже дорожная стража с ее заскорузлыми мозгами зачарованно глядела на светлый лик, не решаясь, как это часто бывало, заткнуть рот не в меру крикливой жертве. Но что изумляло более всего – на крупе белоснежной лошадки ее высочества стоял кот в сапогах на задних лапах и вещал, оживленно жестикулируя. Голову мышелова-переростка венчал испанский шлем морион с пучком разноцветных ошметков петушиного хвоста в качестве плюмажа.

– Мы – официальная делегация с неофициальным визитом! – вопил профессор, который тогда еще не был, впрочем, известен мне под этим именем. – У нас, мнэу, дипломатический иммунитет! Мы экстерриториальны! И местами даже оффшорны!

Похоже, никто из стражей не понимал, что несет это странное животное, но сам вид говорящего кота в шлеме и сапогах наводил на грустные мысли то ли о черной магии, то ли о белой горячке.

Возможно, караул, не выдержав напора разнородных мыслей, безжалостно пробивающих себе дорогу в сдавленных шлемаками мозгах, обратился бы в паническое бегство, но чувство долга оказалось сильнее. Эти парни и впрямь немало задолжали конюшему его сиятельства, а тот был не только ловок кидать игральные кости, но и скор на расправу. Увидев меня, стражники вздохнули с облегчением. Оно, конечно, святое дело из проезжающего лишнюю монету вытряхнуть. Но тут, вроде, шире горла кусок ухватили.

– Отставить! – крикнул я, осаживая коня. – Вы принцесса Гуралии?

– Да, – красавица надменно вздернула нос. – Мое высочество принцесса Алина. Это мой благоверный супруг.

– Вообще-то я должен был отвечать, – возмутился благоверный, дотоле блестевший глазами из-под забрала и потрясавший толедским клинком пред носом стражников. – Я маркиз Алекс де Караба.

Признаюсь, в ту минуту это имя не сказало мне ничего. Тогда я и подумать не мог, какую идиотскую шутку эта троица вздумала сыграть над нами. Впрочем, может, оно и к лучшему. Как утверждает фра Анжело: «Во многом знании много печали. Умножающий знание умножает скорбь!»

Кто теперь скажет, что бы я сделал, знай тогда правду. А так: имя де Караба показалось мне смутно знакомым, а маркиз… Титул ого-го какой высокий. Да и сам вельможный сеньор, что зыркает из-под забрала, по всему видать, еще не из тех, кому недавняя война карманы вывернула. С таким без особой нужды ссориться нет резона. А потому я снял шляпу и склонил голову:

– Мое имя Рене Сан-Лу. Я ловчий и доверенное лицо его сиятельства монсеньора Констана де Монсени. Прошу вас, следуйте за мной. Граф всегда рад видеть высоких гостей в своем замке.

– Вот так-то! – принцесса Алина обвела стражников торжествующим взглядом. – А вы все непроходимые тупицы с острицами в своих пивных бурдюках.

– Так их, Алиночка! – кот подбоченился и перескочил на круп мощного рыцарского коня маркиза. Правда, сделал он это не совсем ловко, поскользнулся и едва удержался, вцепившись когтями в луку седла. – Помогите! – надсадно взвыл он. – Я вип-персона, я советник, профессор и полковник, я знаю местные законы: стоит мне упасть на дорогу – я тут же окажусь движимым имуществом местного графа. Да помогайте же мне скорее, я не желаю быть имуществом!

Маркиз, не оборачиваясь, нашарил кошачью холку и ухватился за нее могучей дланью.

– А сапоги?! – не унималось животное. – Алиночка, следи за сапогами, это уникальный пятидесятый кошачий размер. В моем положении ходить без сапог – верх неприличия!

Я лишь покачал головой. Чуяло мое сердце, что скучно здесь больше не будет.

Как говорила давнею порою графская кормилица, рассказывая по вечерам у камина страшные, но до жути завлекательные истории и предания далекой Гуралии: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

Мы с покойным Ожье, царство ему небесное, а с нами и старший, Констан, нынешний граф де Монсени, с замиранием сердца слушали ее складные речи. Она рассказывала о кровожадных разбойниках – опришках, о вечно живущем злодее по имени Кощей, закалившем плоть в огненной купели, о страшных псеглавцах, наводящих ужас на спящие безлунной ночью селения.

Огонь обезумевшими саламандрами плясал в чреве камина, с треском поедая толстенные бревна. От его разверстой пасти тянуло жаром, и мышиные шорохи казались тихими шагами крадущихся чудищ.

Мы слушали, открыв рты, держась за руки, чтобы не было так страшно. Но страшно было очень, нянюшка умела рассказывать. Может, от этого детского ужаса я мало что запомнил и впоследствии не раз жалел о том. Будь нынче кормилица жива, я бы о многом ее порасспросил. И более всего о том, что в ее словах быль и что – пустые россказни для малышни.

Если и впрямь она моя родная матушка, как о том порою шепчутся в замке, то с кем же еще говорить по душам? Да и кому тогда о тайне моего происхождения известно больше, чем ей?

А дело в том, что я, уж простите за откровенность, – оборотень. Не так, по прозвищу, вроде Командора Алекса или Алины, но и не из тех гнусных тварей, что, натираясь колдовскими снадобьями, обряжаются в шкуры и воют на луну, пугая глупых крестьян и голодно лязгая челюстями.

Я… как бы это сказать, живу, вернее сказать, прежде жил, сразу в двух мирах: здесь, при дворе моего высокочтимого господина графа де Монсени, и… там – уж не ведаю, как описать. Ибо в том, другом, мире нет каких-либо замков и городов, нет графов и вилланов. Да и вообще люди там живут небольшими стаями – ютятся на деревьях, охотятся на скот, бросая в неторопливых диких коров камни и заостренные палки. А стоит лишь появиться нам, хозяевам этой земли – волкам, – они с испуганными криками устремляются повыше, в зеленую крону.

Впрочем, так же, как здесь, я могу без труда обернуться зверем, так и в том, волчьем, мире легко обращаюсь в человека. Зато меня с той стороны опасаются и недолюбливают. В отличие от всех прочих голокожих, я с легкостью пользуюсь оружием, ну и, понятное дело, головой. Разок испытав на себе прелести арбалетных болтов, прицельно бьющих на сотню шагов, клыкастые сородичи опасаются меня как в волчьем, так и в человечьем облике и стараются без особой нужды не разговаривать с чужаком. Слава богу, что здесь, в богоспасаемом герцогстве Савойском, никто не догадывается о моей, как бы это получше сказать, особости. И уж я-то, понятное дело, о том молчу, так что никому и в голову не приходит.

Потому-то я так и обрадовался появлению в наших землях гуральской принцессы – она, должно быть, знает много легенд своей родины. И если аккуратно подвести ее к столь щекотливой теме, может, и прольет какой свет? Уж очень хочется понять, кто же я есть на самом деле.

Так мы и ехали к замку его сиятельства. Я – размышляя о том, как бы получше да потоньше выведать у высокородной госпожи то, что мне нужно, Алекс – мучительно изображая на лице надменность, и кот, именуемый ее высочеством то Мурзик, то Пусик, – тарахтевший без умолку о красоте местных пейзажей и особенностях савойской кухни. Глядя на него, можно было подумать, что животные имеют совершеннейшее право разговаривать, да еще в присутствии человека. В тот момент это казалось мне вопиющим нарушением благопристойности, которое я силился отнести за счет странности чужедальных нравов. Знать бы мне тогда, как все обернется, относился бы к этой болтовне куда спокойней.