Лесные твари - Андрей Плеханов Страница 4

Где Демид? Неужто его достали?

Из туалета независимой походкой вышел Дема. Выглядел он, пожалуй, лучше, чем полчаса назад. Умытый, даже причесанный. В руке он нес две пары штанов, которые только что украшали мясистые ляжки братьев Черникиных. Дема скомкал их в узел и закинул на люстру, которая при этом закачалась и едва не свалилась ему на голову.

– Приношу свои извинения, мистер Феттучино, – сказал он громко. – Я куплю вам новый галстук.

Феттучино уже не слышал его. Потому что картина, которую он увидел, не могла присниться ему даже в страшном сне. Пятеро или шестеро молодцов со ржанием вскочили из-за столиков и бодро двинулись к нему через зал. Дверь туалета слетела с петель и оттуда, стискивая друг друга животами, с отборным матом вывалились два братца – оба в ситцевых семейных трусах до колен.

Лека опередила их всех. Она схватила блондина за руку с кастетом и, пока тот с тупым мычанием пытался освободить ее, въехала ему лбом в нос. Не очень сильно. Так, чтоб не убить. Пусть живет.

Блондин упал, выпал из поля зрения. Лека тремя прыжками оказалась рядом с ошалелым итальянцем, схватила его за рукав и потащила к выходу. Кажется, она кричала что-то – по-русски, переводу не подлежащее. А может, это матерились братья Черникины, которых Демид вколачивал обратно в туалет, как костыли в шпалы. «Porco madonna!!!» – орал оживший Феттучино, когда бил в морду швейцару – ни в чем не виноватому, а может быть, как всегда, виноватому во всем. В такси остро воняющий потом Феттучино перестал выражаться, застегнул ширинку, достал платок и приложил его к глазу.

– Черт возьми, – сказал он. – Давно не попадал в такие заварушки. Да, потерял я форму. Потерял. И давно.

Лека молчала. Что она могла сказать?

– Как Коробов? – Феттучино морщился от боли. – Мы оставили его одного. Очень плохо. Там целая банда. Нужно вызвать полицию.

– Не нужно. – Лека смотрела в окно. – Он сам разберется. Это же Демид.

* * *

– Ну как он? – Демид был спокоен, как удав. Ну конечно, чего ему беспокоиться?

– В порядке. Он ничего оказался, этот Феттучино. В молодости, наверное, всякого повидал. Тобой восхищался. Спрашивал, не хочешь ли ты пойти к нему в телохранители?

– А о моем... О проекте?

– Ничего. Ни слова.

– Понятно, – сказал Демид. – Это понятно.

– Дик!!! – заорала Лека. – Зато мне ничего не понятно! Что произошло?! Как ты мог допустить, что эти два урода, два жирных индюка, добрались до Феттучино? ЗАЧЕМ ты это сделал?

– Да, я сделал это. Я задержался. Секунд на десять. – Глаза Демида, обычно затуманенные серой дымкой, вдруг обрели кинжальную ясность. – В конце концов, я тоже человек. Я имею право на слабости. Я – не машина. Мне стало обидно. Обидно, что этот чванливый Чарли Феттучино, толстый вонючий чмошник, думает обо мне, о тебе, обо всех нас как о полном дерьме и ничтожестве. Он понятия не имеет, что за сокровище я ему предлагаю. Он и мысли не допускает о том, что русские могут изобрести что-то путное. Я для него – прощелыга, халтурщик, хотя и пытающийся придумать что-нибудь, не смахивающее на полную бредятину, чтобы выцыганить у него денежки. А знаешь, что он думает о тебе?..

– Плевать мне на это, – устало сказала Лека. – Опять ты за свои сказки, Демид. «Он думает... Она подумала...» Человек не может читать чужие мысли. И ты не можешь их читать. Вся эта телепатия – чушь собачья. Просто тебе хочется считать, что он так думает! Ты сам придумал его мысли и на основе своего кретинского самомнения совершил суд и вынес приговор: «Денег не даст, а раз так, пускай все собаки рвут его на части!» Ты невыносим, Демид. И никогда не видать тебе денег как своих ушей! Ты распугиваешь клиентов, как болотная кикимора! Сам жри своих эмбрионов!

Слезы предательски пролились по щекам горячими дорожками, и Лека опустила голову. Ей не было жалко Феттучино. Не было жалко денег. Ей было страшно за Демида. Ее родного, любимого Демку. Что-то странное творилось с ним. Он менялся. Он стал (хуже?) нет, жестче. В стертых архивах ее памяти зашевелились воспоминания. Когда-то такое уже случалось с ним.

До болезни? Нет. Ничего не помню. И не хочу вспоминать. Я просто устала.

– Телепатия существует, – сказал Демид.

– Да? (осел упрямый) Тогда угадай, о чем я сейчас думаю! (раз два три четыре пять вышел зайчик погулять) Ну, давай угадывай! (ни черта у тебя не получится)

– Сейчас не могу. – Демид виновато почесал в затылке. – Это иногда само собой получается. Помимо моей воли.

– Все. – Лека хлопнула ладонью по столу. – Вопрос закрыт. Еще раз услышу об этом – вызываю псих-бригаду.

Сергей встал на колени и заглянул в дыру. В пролом, обрамленный серыми заплесневелыми кирпичами. Метра на два еще можно было различить стены штольни, уходящей вниз под углом, пол, заваленный ржавой арматурой и позеленевшими ноздреватыми обломками бетона. Дальше дневной свет не проникал. Дальше начинался густой затхлый сумрак.

Все было как обычно. Бояться было нечего. Сколько таких тоннелей он уже облазил с фонариком в руках! Все они были построены людьми. Обычными людьми – не монстрами, не фиолетовыми инопланетянами, не уродливыми циклопами. Построены для обычных нужд – водоотводы, погреба, канализационные шахты, бомбоубежища, склады, подземные переходы и прочее, И были забыты, заброшены за ненадобностью – иногда метры, иногда километры, иногда десятки километров запутанных подземных трахей города, выдыхающих миазмы гнилости и забвения.

Бояться было нечего.

Но все же он боялся. Боялся всегда. Давил в себе этот ненавистный детский страх, но нелегко справляться со страхом, когда тебе всего тринадцать лет. Он покрывался липким потом каждый раз – в ту самую секунду, когда серый дневной свет истаивал до призрачного морока, а фонарик выхватывал из обрушенных углов колеблющиеся остовы подземных духов.

Не было никаких подземных духов. Их просто не существовало в природе. Была лишь игра теней, превращающая сплетенные клубки проводов в извивающиеся щупальца, космы паутины – в развевающиеся саваны, осколки битых бутылок – в сверкающие глаза голодных хищников. И звуки – привычные, но каждый раз пугающие. Капли, уныло плюхающиеся с потолка. Недовольное бормотание ржавой воды в трубах. И шелестящий топоток крыс, горбатых голохвостых крыс, деловито перебегающих дорогу.

Все было как обычно.

Нет не так.

Обычный запах пустоты – полумертвой, полуживой.

Нет, запах живой, слишком живой. Слишком горячий.

– Здесь кто-то есть, – сказал Сергей и обернулся.

– Естестно! – Шурик сидел на пеньке и жевал бутерброд. Он всегда жевал, бутерброды, перед любым спуском, в какую вонючую дыру ни предстояло бы запихнуть ему свое тощее тело. Сергей завидовал его спокойствию – по его мнению, запах, исходящий из шахты, мог убить аппетит на всю неделю. – Естестно, Серега, там кто-то живет. Да ты и сам знаешь кто. Крыски. Маленькие облезлые крыски с острыми зубками. Они ждут не дождутся, пока я не влезу в их квартирку, в их засранный бетонный дворец и не убью парочку-троечку-пяточек. Потом они сообразят, какой крысокиллер пожаловал к ним в гости, и разбегутся, обгадившись от страха. Ха-ха!