Брошенное королевство - Феликс В. Крес Страница 4

Княжна подстерегала его во дворце.

Дворец в Ахелии (в прошлом здание Имперского трибунала) не отличался особым великолепием, хотя и обеспечивал куда большие удобства, чем приморская крепость. Глорм занимал несколько небольших комнат. Совершив довольно долгую вечернюю прогулку по улицам Ахелии — достаточно долгую для того, чтобы забыть о ссоре с княгиней Алидой, — он вернулся к себе и испугался, обнаружив в личных покоях прекрасную капризницу в коричневом платье, расшитом целыми милями золотых нитей. Опасно скучающая девица забавлялась своими тремя косами; когда она поворачивалась кругом, достигавшие середины спины заплетенные пряди волос описывали широкую дугу. История этой девушки была, возможно, самой удивительной историей Шерера. Искалеченная одноглазая дочь величайшего пирата на свете (с которым Глорм был знаком лично), убитая имперскими солдатами, она воскресла с помощью непостижимых сил Шерни, но взамен утратила часть своей человеческой сущности. Теперь она была одновременно как женщиной, так и Рубином Дочери Молний, Гееркото, зловещим Брошенным Предметом, который своей мощью заменил ей потерянную жизнь. Она не старела, лишь все больше хорошела, а когда это становилось дальше уже невозможным, мощь Рубина искала выхода многими иными способами. Настроения и капризы Ридареты скорее были всплесками силы Риолаты, ибо такое имя носила легендарная Темная Драгоценность. Впрочем, имя это было проклятым, обладающим силой Формулы, и его не следовало произносить вслух. Прекрасная Риди научилась отчасти владеть силами Рубина; некоторые ее способности были опасными, другие же лишь забавными, но так или иначе, непостижимыми и недоступными для обычных смертных. Разговаривая с княжной, Глорм всегда старался не думать о том, кто… или что, собственно, стоит перед ним. Разум не мог с этим примириться.

Удобнее всего было видеть перед собой лишь непредсказуемую молодую женщину.

Заметив входящего, одноглазая красавица издала радостный возглас, машинально коснулась повязки на лице, словно проверяя, не сползла ли, и шагнула ему навстречу.

— Твой отец, ваше благородие, сказал, что вы плывете в Громбелард! — заявила она, слегка запыхавшись после забавы с косами. — Я поплыву с вами!

Глорм нахмурился.

— Ясное дело. Только тебя, ваше высочество, мне в Тяжелых горах и не хватало.

К княгине Алиде он питал отчасти братские чувства, но в общении с Ридаретой всегда сохранял дистанцию. Несколько месяцев назад он мягко осадил ее при первой же попытке завязать дружеские отношения и не жалел об этом.

— Похоже, ты знаешь больше меня, ваше высочество, — добавил он. — Я плыву в Дартан, а не в Громбелард. Один. Мой достопочтенный отец собирался в Лонд, но по каким-то своим делам. Говоришь, он намерен отправиться прямо сейчас?

Похоже, она не расслышала, или, вернее, расслышала не все.

— Но из Дартана ты собираешься в Громбелард?

— Да, госпожа. Один.

— Один, но в обществе друзей?

Глорм еще больше помрачнел, с неудовольствием думая о длинном языке достопочтенного родителя. У старика имелось множество достоинств, но были и недостатки.

— У меня есть право на мои личные дела, княжна.

— Ваше благородие, — беззаботно сказала она, снова пропуская вопрос мимо ушей, — ты ведь знаешь, что тут у всех из-за меня одни хлопоты. Я скучаю и порой бываю несносной… наверное. Военный поход — совсем другое дело. Если мне найдется чем заняться…

— Я не отправляюсь ни в какой военный поход. Это тебе мой отец наговорил всяких сказок, госпожа?

— Ведь ты едешь в Громбелард?

— Но не на войну, — солгал он.

— Ты сам говорил, что в горах никогда не бывало спокойно.

— Ясное дело. Однако если даже и доходило до сражений, то мне очень редко случалось в них участвовать, госпожа. Я разве не рассказывал?

— Но ты был там, ваше благородие, королем всех горных бродяг, ведь так вы себя называете?

Обычно малоразговорчивый Глорм оказался в этот вечер в весьма непростом положении. Уже вторая женщина подвергала его настойчивому допросу.

— И что с того, госпожа? — раздраженно спросил он. — Я был именно их королем, а не каким-то рубакой. Это только тут царит странный обычай, согласно которому властитель Агар сам командует эскадрой, а княжна — кораблем… Я больше намахался мечами на дартанских аренах, чем за всю свою жизнь в Тяжелых горах. В молодости мне пришлось мечом добиваться послушания, но потом уже редко приходилось за него браться. За меня сражались другие. И я не командовал лично всеми вооруженными отрядами. Ты позволишь мне наконец присесть в моей собственной комнате, ваше высочество?

— Да, позволяю, — ответила она, чересчур взволнованная, чтобы заметить неприкрытый сарказм в его просьбе; великан действительно не мог сесть без позволения титулованной особы, которая тем не менее была гостем в его личных покоях. — Но сейчас? Похоже, тебе снова придется мечом добиваться послушания?

— Возможно. — Глорм в очередной за этот день раз отстегнул меч и положил его на стол, потом сел и потер лицо руками. — Может быть, княжна, мне придется так поступить. Но, возможно, достаточно будет, если я сумею кое-кого образумить. Я не возьму с собой ходячий Гееркото, который одним взглядом сожжет моего собеседника, из прихоти или случайно.

Она закусила губу.

— Я буду слушаться тебя во всем, ваше благородие.

— Ясное дело, ваше высочество. Так что советую сразу — откажись от этого путешествия.

— Кроме глаза, чего мне не хватает? — с нарастающей злостью спросила она, разводя руки, словно желая показать себя во всей красе.

С точки зрения мужчины, у нее всего было с избытком. Но в Тяжелых горах это предвещало только лишние хлопоты. Впрочем, дело было отнюдь не в этом.

— Чего? Двух вещей: рассудка и совести. Причем рассудок, госпожа, должен быть здравым, а совесть — хоть какая-нибудь, пусть даже и больная.

Она не приложила ни малейших усилий к тому, чтобы понять смысл его слов; до нее начало лишь доходить, что она ничего не добьется.

— Я буду делать все, ваше благородие! Я буду…

Она могла на месте поклясться, что станет варить ему суп на привалах в горах и носить мешок с провизией — он бы не удивился.

— Ваше высочество, прекрати немедленно! — решительно сказал он, чувствуя все большее раздражение. — Я не Раладан, чтобы ты из меня веревки вила!

— Ваше благородие, ты не закроешь от меня Громбелард! Если я не поеду с тобой, то отправлюсь с твоим отцом! — гневно заявила она, отступая на два шага. — Этого ты мне не запретишь? Может, лучше все-таки возьмешь с собой?

Он тяжело встал и отошел от кресла.

— С меня хватит, госпожа, — сказал он, поворачиваясь к ней. — В самом деле хватит. Хочешь сопровождать моего отца? Пожалуйста. Со мной ты в любом случае не поедешь. И мало того — постарайся не попасться мне на глаза во время какой-нибудь, само собой случайной, встречи. Этот остров — сущая ярмарка, где каждый болтает, что ему в голову придет, — подытожил он. — Мне все это смертельно наскучило. Молчи, княжна, и слушай, что я тебе говорю. — Он сделал едва заметный жест рукой, которого, однако, хватило, чтобы она закрыла рот. — Я отправляюсь в Громбелард не затем, чтобы с воем бегать по горам во главе стаи разбойников. Я для этого слишком стар, а впрочем, я никогда не был настолько молод, чтобы командовать бандой каких-то чудаков. Здесь, на Агарах, ты можешь делать все, что твоей душе угодно. Но Громбелард — мой.