Калинов мост - Алексей Гравицкий Страница 4

Милонег посмотрел на старуху как на заморское диво.

— Ты заговариваться стала, не иначе. Мертвым отсюда ходу нет, тебе ли этого не знать. Да и нужды нет. Мы заставу держим.

Старуха кинула взгляд на тот берег, что терялся во тьме, пристально посмотрела на витязя.

— Если они серьезно готовятся к прорыву, то застава ваша не сдюжит. И я там не справлюсь. Мне нужна помощь. А как тебя вернуть, это уже моя забота. Мертвым ты там не будешь, уж поверь мне.

— Верю. Но Ящер так просто не отпускает.

Милонег глядел сурово. Мальчишка, зло пронеслось в голове, учить меня вздумал. Старуха повернулась и пошла прочь, к тому месту, где вышла на берег.

— Ступай за мной, — бросила не оборачиваясь. — И не перечь. Я покон знаю, будет Ящеру жертва.

Она сделала еще несколько шагов, за спиной было тихо. Начиная яриться, старуха обернулась. Богатырь стоял там же, с места не двинулся.

— Ступай за мной, — повторила старуха.

— Не пойду.

Злость готова была плеснуть через край, и она не стала сдерживаться.

— Добренький? — гаркнула старуха так резко и мощно, что богатырский конь всхрапнул и испуганно отпрянул. — Все вы добренькие. Одного мученика им жалко, а сотни невинных это плевать. Вроде как богами предначертано. Не зли меня, ради богов. Твой дружок знает каково меня сердить. До сих пор в себя прийти не может.

Богатырь потупился.

— Ступай следом и не отставай, — смягчилась старуха и побрела к воде.

Витязь шел следом и недовольно сопел, однако ослушаться не решился. Старуха остановилась только когда дошли до нужного места. Замерла у самой кромки воды и посмотрела на витязя.

— Слушай и запоминай. Пойдешь за мной. След в след. Отстанешь хоть на шаг, считай пропал. Как доберемся до места, двигайся на свет. Запомнил?

Богатырь молча кивнул. Он по-прежнему был хмур и неразговорчив. Старуха решила на этом закончить. Лишние знания — лишние вопросы, а лишние вопросы это лишние сложности. Сейчас они никому не нужны. Сейчас нужно только одно — успеть вернуться до захода луны.

Милонег двигался на шаг позади, стараясь держаться старухиных следов. Впрочем, скоро это стало невозможным, потому как ноги оказались в воде. Сквозь черные волны было невозможно разглядеть ничего. Вода покрыла с головой и все, что видел впереди — старушечью спину.

Наверху лег дорожкой мертвенный свет полной луны. Старуха дернулась туда и заскользила от блика к блику. Витязь не отставал, один раз только отвлекся, когда мимо, в обратную сторону, пронеслось что-то маленькое, напуганное, готовое разреветься, но боящееся даже слезинку пустить.

Ребенка сгубила, пронеслось в голове. Значит, его вместо дитя малого…

Додумать Милонег не успел, лунная дорожка превратилась в мощный поток света. Свет ударил по глазам, выбив и мысли и память о прошлом. Потом стало холодно и плохо. Возмущение выплеснуло наружу, но слов не было, их попросту не осталось в голове, и он закричал.

Москва. 24 июля 2002 года.

3-ья Красногвардейская улица, дом 81

— Все, — врач устало опустил руки.

Хотел было потянуть вниз повязку, но сестра вдруг вздрогнула и повернулась, сверкая глазищами. Под повязкой явно была улыбка.

— Пульс. Доктор он дышит!

Доктор постарался сохранить спокойствие, но получилось плохо. К младенцу рванулся, словно студент, впервые принимавший роды. Сестра молча стояла рядом, а он вдруг почувствовал, что его прорвало.

— Дыши, дыши, маленький, — бормотал он себе под нос едва слышно. — Господи, как ты меня напугал.

Ребенок зашевелился, наморщился и закричал. Доктор бережно поднес младенца к матери:

— Ну, мать-героиня, смотри на своего дважды рожденного. Как назвала-то? Или не решила еще?

— Олег, — с трудом улыбнулась женщина. — Его будут звать Олег.

Запершись у себя он курил, чего никогда себе не позволял на работе. Причем курил судорожно, не накуриваясь. Руки тряслись, и доктор никак не мог успокоиться. Зашла сестра, выпучилась на него, как на восьмое чудо света.

— Что с вами, Виталий Валерьевич?

— Ничего, — он судорожно затушил бычок. — Ничего. Устал я что-то. Надо бы отпуск, что ли, взять. Что у нас плохого?

— У нас хорошее, — улыбнулась сестра. — Главный звонил, просил составить список чего нам нужно, есть средства на реорганизацию.

— Откуда деньги?

— Анонимное пожертвование. Вся больница об этом говорит.

Доктор рассеянно кивнул и сожалением посмотрел на недокуренную, варварски затушенную сигарету.

— Хорошо. А как наш дважды рожденный?

— Олег? — сестра снова засияла. — Все хорошо. Спит.

Москва. 2019 год.

На кладбище было тихо. Толпа долго стояла над могилой, сперва гоняли могильщиков, которые выкопали яму накануне. А ночью прошел дождь и могила оказалась залита водой на полметра. Потом препирались о том, кто и как должен эту воду откачивать, превратившись в подобие базара. Потом вспомнили о поводе по которому собрались и затянули долгие прощания. Сейчас здесь осталась только неприметная старуха, что все это время стояла поодаль.

Она специально ждала в сторонке, когда закончится официальщина, не хотела стоять со всеми. Смотреть на истерики и слушать пафосные речи. При жизни Егора звали Тимофеичем в глаза и алкашом за глаза. Сейчас же его вырядили в костюм и лакированные туфли, которых он отродясь не носил, положили в ящик и долго говорили не то и не так. Сейчас его называли Егором Тимофеичем и вспоминали каким кристальным человеком был.

Не торопясь приблизилась к свежей могилке. Фотография с мраморной доски смотрела тоже как-то не так.

— Такие вот дела, Егорушка, — тихо сказала она памятнику. — Такие дела. Родственников у тебя оказывается много. Кто бы мог подумать. Вон и на доску не поскупились. Сейчас вот выпьют за упокой, и начнут твою квартирку делить.

Старуха опустилась на колени, погладила нежно, по-матерински сырую комковатую землю. Достала из сумки бутылку водки, свернула колпачок и перевернула. Прозрачная струя рывками полилась на могилу, впитываясь в грунт. Порывисто встрепенулся холодный ветер, качнул ветви деревьев, встопорщил седые волосы. На мгновение послышалось будто с ветром прилетели отголоски песни.

«Ой кому-то нынче плачется, а кому смеется…»

— Пей, Егорушко, пей, — тихо произнесла старуха. — Ты при жизни равнодушным не был, оттого и пил, а сейчас тебе во сто крат хуже. Мертвые они больше живых знают.

Успокоившийся было ветер снова дал о себе знать, но как-то вяло. Будто вздохнул кто-то. Старуха погладила влажную землю, выплеснув остатки водки, убрала пустую бутылку обратно в сумку и поднялась.