Люби и властвуй - Александр Зорич Страница 4

Во-первых, слишком долго он сегодня возился с этим Ардом. Мог, между прочим, получить промеж глаз холодной сталью. Надо будет уговорить Иланафа на День Безветрия выбраться на Руины и там попотеть как следует. И под правую руку, и под левую, и, пожалуй, даже под кавалерийские приемы. Вот придется в следующий раз работать против человека из Медноко-пытных ― можно и костей не собрать.

А во-вторых, уж очень глупой вышла сцена с этой треклятой обувью. Все, конечно, понятно, сам виноват, человек из Опоры Вещей должен следить за своим маскарадом денно и нощно. И все-таки ― слишком подло и неуместно отлетела застежка, слишком глупо лопнула подошва, слишком беспомощно выглядел он, едва не свалившись с лестницы.

В каюте было темно. Эгин знал эти корабли как свои пять пальцев и быстро отыскал на ощупь ставни оконца, которое служило единственным источником света в этой крысоловке. Кромешный мрак превратился в полумрак. Ну да, ведь вечер. Эгин осмотрелся.

Как обычно. Койка, навесной шкафчик над койкой (небось по колокольному бою тревоги Ард не раз и не два набивал себе шишки, а шкафчик не снимал). Небольшая тумба слева, два откидных сиденья напротив койки, а под койкой… Ну да, сундучок и пара сандалий. Пара сандалий!

Эгин самодовольно ухмыльнулся. Летом все варанские морские офицеры обуты одинаково. Он, Торман оке Нон, чиновник Морского Дома, и Ард оке Лайн, офицер «Голубого Лосося», носят совершенно одинаковую обувь, которую в огромных количествах поставляют фактории поставщика Его Светлости (а заодно и тестя) Хорта оке Тамая. Обувь ― дерьмо, живет хорошо если один сезон, но легка и удобна, в этом ей не откажешь.

Эгин достал сандалии из-под койки и осмотрел их придирчивым взглядом столичной модницы. Почти не ношеные. Размер ― его. Эгин шевельнул ноздрями. И чужими ногами не воняют.

"Итак, судьба отобрала у меня превосходные сандалии и их вновь придется выписывать через шестерых пожирателей бумаги и выпивателей чернил в Арсенале Свода Равновесия.

И судьба подарила мне сандалии, которые созданы для меня. Обычные хорошие сандалии, и если Норо будет продолжать разработку по «Голубому Лососю», то они придутся как нельзя кстати".

Вскоре Эгин запихнул под койку свои порванные сандалии и выпрямился в полный рост, ощущая на ногах упоительную легкость свежей, чужой, дармовой обуви. Вот теперь можно заняться делами.

В каюте Арда витал какой-то подозрительный дух, не вполне сочетающийся с представлениями о ментальной чистоте офицера «Голубого Лосося».

С внутренней стороны двери висела картина на шелке, изображающая обнаженную девушку, склоненную над водой. Ракурс, в котором безвестный растлитель нестойких душ подал не менее безвестную натурщицу, настораживал, ибо наводил на мысли о Задней Беседе. А Задняя Беседа промеж мужчиной и женщиной даже в отсутствие Крайнего Обращения ― дело гибельное, милостивые гиазиры. Конечно, конечно ― в самой картинке не было ничего крамольного, ибо в ней отсутствовал первейший знак Обращения ― собственно обнаженная персона или надлежащая часть персоны обратного пола. И все же Эгин, непроизвольно поежившись, извлек из своего чиновничьего сарно-да с гербом Морского Дома хищные клещи и, осторожно вытащив четыре гвоздя, содрал шелк с двери. Тайника там, разумеется, не было и не могло быть. Но так или иначе его работа началась. Пять вещей преступника были налицо ― четыре гвоздя и шелковый лоскут.

Эгин сел на койку и, запустив руку в святая святых своего сарнода ― обособленный медный цилиндр, ― извлек Зрак Истины. Стеклянный шар размером с два кулака. Никаких швов, никаких следов выдувки, никакой горловины. Просто прекрасный шар из толстого, но очень чистого стекла, полностью заполненный водой. Ни одного пузырька воздуха. А в воде ― словно бы подвешены в полной неподвижности, в загадочной дреме три полупрозрачных существа, каждое размером с мизинец. Тонкие многоколенчатые лапки, длиннющие усы, бусины-глаза. Креветки-светляки, выкормыши естествоиспытателей (или, как их называет Иланаф, «естествомучителей») из Опоры Безгла-сых Тварей. Креветки-призраки, которым ведомо неведомое.

Ну что же, начнем. Эгин вздохнул ― дело предстояло скучное ― и, скомкав содранную шелковую красавицу, посмотрел на нее сквозь Зрак Истины. Ничего. Как и следовало ожидать. Эгин разложил на койке шелк рисунком вниз (чтоб не смущал мысли) и один за другим изучил сквозь Зрак Истины все четыре гвоздя. И снова ничего. И снова ― ничего удивительного.

Тогда Эгин на всякий случай осмотрел всю каюту. Пол, потолок, стены, койку, тумбу, откидные стулья. Подобного рода поверхностные осмотры обычно не приносят никаких результатов, потому что даже обычная ткань, не говоря уже о дереве или металле, представляет для такого простого Зрака Истины непроницаемую преграду. Но если бы вдруг в щели между бортовыми досками находилось семя огненной травы (что почти невероятно) или более расхожий жук-мерт-витель, то… Эгин выругался. Если бы здесь находился жук-мертвитель, то он, Эгин, был бы уже мертв. Все-таки сильно его сбили с толку эти проклятые сандалии. Он, Эгин, должен был бы осмотреть каюту через Зрак Истины незамедлительно. Хвала Шилолу, что этот Ард был сравнительно мелкой сошкой.

Эгин относился к тем людям, которые сперва съедают тушеную морковь, а уж потом ― кусок жареного мяса, хотя морковь у них вызывает умеренное отвращение, а мясо ― вожделенное слюноотделение. Эгин догадывался, где следует искать самое интересное, и все-таки продолжал разбираться с разной безобидной ерундой, тешась предвкушением досмотра навесного шкафа над койкой и сундучка под койкой.

Лучшее из личного оружия Арда осталось при трупе и сейчас вкупе с его одеждой досматривается какими-то другими поддельными чиновниками Морского До-ма"в городском Чертоге Усопших.

В угрюмой утробе тумбы, где водился средних размеров и большой мерзости паук (его что, этот Ард нарочно лелеял?), обнаружилась пара чуть заржавленных абордажных топориков. Больше оружия в каюте не было. Немного для «лосося», но в принципе понять можно ― остальное они получают перед выходом в море из своих арсеналов. Включая и тяжелые доспехи.

Эгин ковырнул ногтем ржавчину на топоре. Засохшая кровь. Действительно, с чего бы ржаветь хорошей оружейной стали? Любой офицер любит свое оружие. Эгин вот, например, очень любил. Он никогда не забывал стереть кровь. А Ард забыл. Или не захотел. Топоры, проигнорированные Зраком Истины, отправились к гвоздям. Раздавленный при попытке к бегству паук ― к праотцам.

В тумбочке еще сыскался светильник, и Эгин, немного поколебавшись, зажег его и выставил на тумбочку. Масла в светильнике было мало, но на ближайший час хватало с лихвой. А Эгину больше и не нужно было.

«Ладно. Хватит. Морковкой я сыт. Хочу мяса», ― подумал Эгин, которому действительно очень захотелось запустить зубы в сочную плоть убиенного тельца. Ел он давно.

Эгин подошел к навесйому шкафу и, откинув два крючка, рывком распахнул его створки. Около сорока корешков разномастных книжек.