Удар молнии - Дмитрий Казаков Страница 4

Я жадно вгляделся сам в себя.

И не нашел никаких особых примет. Русые волосы, подстриженные ежиком, темные глаза, кожа светлая, но не слишком. Из растительности на лице – только двухдневная щетина.

Не симпатяга, но и не урод.

Переведя взгляд на тело, я пришел к заключению, что неплохо о нем заботился. Жировая прослойка оказалась минимальной, а везде, где надо, находились довольно тугие мускулы. – Мда? И кто же вы такой, господин Мак-Нил? – спросил я сам себя. – Ловко обращаетесь с пистолетом, умело деретесь, и денег у вас куры не клюют…

Отражение ничего не ответило.

Показав ему язык, я полез в душ. Ничего, найду ответ и без посторонней помощи.

– Приехали! Давай плати! – этот таксист походил на коллегу, везшего меня ночью, одной-единственной чертой – жадностью. Высокий и тощий ургрелец, он глядел на меня как богомол на бабочку.

Расплатившись, я выбрался из кара. Зарокотав мотором, тот развернулся и умчался с такой скоростью, словно таксист решил, что привез меня в район, населенный сексуально озабоченными извращенцами.

Хотя пока ни одного извращенца видно не было.

Я стоял на обочине, а дальше на восток простирались невысокие холмы, застроенные небольшими особняками.

Типичный спальный район для людей с неплохим по местным меркам достатком.

Проснувшись утром, я обнаружил, что вчерашние приключения не прошли даром – натруженные мускулы болели, ушибленное ухо неприятно дергало. Первым делом я напряг мозги в робкой надежде, что живительный сон пошел на пользу памяти и та стала более щедрой. Но увы, информации в башке не прибавилось.

Проглотив завтрак, мало чем отличающийся от вчерашнего ужина, я потребовал у администратора карту города и принялся ее изучать. По карте удалось выяснить, что я нахожусь в планетарной столице, названной Бураков-сити, должно быть в честь кого-то из первых колонистов.

Трудно придумать более дурацкое название.

Абрикосовая улица, приютившая профессора Фробениуса, на карте нашлась, причем не так далеко. На такси мне пришлось добираться до района Белых Холмов, к которому она принадлежала, минут десять.

Таксисту я точного адреса не назвал, так что он высадил меня за несколько кварталов до цели. Чутье подсказывало, что чем меньше людей будет знать о том, куда именно я еду, тем лучше.

Оглядевшись, я зашагал в нужном направлении. Еще во время изучения карты я выяснил, что на Белых Холмах не заблудится и ребенок. Планировка улиц тут была самая простая – в виде решетки, а названия им давал человек либо очень эстетичный, либо помешанный на садоводстве.

С Виноградной улицы я перешел на Липовую, пересек Грушевую и оказался на Абрикосовой. За декоративными оградками шелестели листьями деревья. Плодов на них, вопреки названиям, не было. Ветер нес запах сырой листвы.

Я миновал особняк, ворота которого охранялись высеченными из мрамора львами и… едва не споткнулся на ровном месте – у ворот следующего, нужного мне, скучал коренастый тип в полицейской форме.

А за его спиной, прерываясь только у ворот, переливался лимонным сиянием защитный контур.

С его помощью органы правопорядка давали любопытным понять, что доступ сюда закрыт, а заодно мешали проникнуть на ограниченную территорию. Решившийся пройти через контур рисковал ожогами, расстроенными нервами и ночью в полицейском участке.

Контур тут же сообщал о любой попытке его пересечь.

Выправив шаг, я продолжил идти с видом обычного прохожего, не забыв изобразить на лице приличествующее случаю любопытство. Еще не хватало, чтобы полицейский обратил на меня внимание.

Парень в форме глянул подозрительно, но тут же отвел взгляд.

Я прошел мимо, не сбавляя хода, и направился к перекрестку, где Абрикосовая улица встречалась с Тенистой.

Итак, в доме профессора Фробениуса совершено преступление. Довольно серьезное, чтобы особняк стали охранять, и достаточно недавно – чтобы следственная группа не успела изучить улики.

Вывод один – убийство. Кто-то добрался до профессора раньше меня.

Но кто?

Мне нужно было поразмыслить и желательно не на ходу.

Тенистая улица отличалась от прочих на Белых Холмах. Она представляла собой что-то вроде центрального проспекта района. Тут имелись магазины – из открытых дверей доносилась музыка – и даже бары.

В один из них, чью вывеску украшало изображение носастого краснокожего человека в уборе из перьев, я и решил заглянуть.

Внутри оказалось сумрачно, на стенах красовались головы громадных рогатых зверей, в которых я с удивлением узнал бизонов, трубки с очень длинными чубуками и томагавки, повешенные крест-накрест. Пахло табаком.

Посетителей не было никого. – Здравствуйте, – за стойкой появился черноволосый смуглый мужчина, – чего желаете? – Кофе у вас есть? – Обижаете! – мужчина хмыкнул. – В "Одиноком индейце" лучший кофе на всей планете! – Тогда большую чашку черного, и без сахара, – я усмехнулся и подсел к стойке. – Что, ваши предки – индейцы? – Так говорят, – чашка оказалась действительно большой, а кофе – чернее ночи. – Пращур, улетевший с Земли, считал себя чероки, я похож на индейца, как астероид на планету, но народу экзотика нравится… приходится соответствовать…

Улыбка у него оказалась широкой и очень дружелюбной. Днем "Одинокий индеец" не страдал от избытка посетителей и хозяин бара был не прочь потрепаться. – Вы ведь инопланетник, верно? – спросил он. – Из Федерации? – Что, по речи заметно?

Он кивнул. – Я с Земли, – если Александру Мак-Нилу и было что скрывать, то я об этом ничего не помнил, – наша компания открыла бизнес на Земекисе. Надоело жить в гостинице, да и семья скоро приедет. Вот, дом подыскиваю…

Соврать получилось неожиданно легко, я даже не покраснел. Хотя, может быть я и не врал – на самом деле прилетел искать дом, пистолет ношу с собой потому что параноик, а с громилами поспорил из-за политических убеждений…

Вот тут я покраснел. Нет ничего хуже, чем обманывать самого себя. – Да у нас в районе свободных домов почти и нет, – хозяин "Одинокого индейца" пожал плечами. – Все живут давно и съезжать никто не собирается… Хотя, постойте… Сдается мне, что один дом скоро освободится! – Это почему? – А вчера профессора убили, на Абрикосовой, – сообщил потомок чероки, глаза его загорелись, отражая накал, с которым прошедшим вечером завсегдатаи обсуждали эту сногсшибательную новость. – Убили? Не может быть! – я изобразил величайшее изумление. – А как это случилось? – Полиция ничего не сообщает, но говорят, что около полудня профессора застрелили!

Около полудня. А очнулся я с пустой головой на заброшенном складе, до которого отсюда где-то минут пятнадцать езды, как раз в половину первого. Так что, выходит, это я укокошил профессора?

А громилы, с которыми я чего-то не поделил, мои сообщники?