Черная богиня - Константин Вронский Страница 4

Я ненавижу детей, которые назло зиме лепят огромных снеговиков и находят удовольствие в битвах снежками. Я ненавижу снежки, что нарочно и ненарочно летят в окна моей комнаты в коммуналке, и я ненавижу замерзшее по утрам ветровое стекло моего «жигуленка».

Густая пелена снега повергает меня в шоковое состояние. Кристаллики льда плавятся под жаром кожи.

Наверное, это оттого, что я родился девятого декабря, когда небо заволакивает серым, а с лиц людей смывает счастливое, живое выражение, и дефицит света и эндорфина повергает их в зимнюю депрессию.

Когда я, баюкаемый матерью, впервые бросил взгляд в окно, я понял всю безутешность зимы. И тогда я подумал: как же ужасен тот мир за стеклом… Мир, скучающий по ярким краскам, мир, которому официант Время не может предложить ничего, кроме серо-белого отчаяния, мокрых улиц с изуродованными солью сугробами и холода.

Я замерзал. Годами… Наверное, поэтому Африка стала моей заветной мечтой, а снег — профессией. Я спасал людей от снега.

…В кармане задергался поставленный на виброзвонок мобильник. Павел вздрогнул. Вот дурак, позабыл о телефоне! Давно бы уже в лагере были. Мобильник дергался. Мысль, ударившая в эти мгновения в уставший мозг, была иррациональна, даже безумна. «Санька, - подумал он. — Это Санька! А кто ж еще? Никто. Никто!» Павел решительно помотал головой. Какой-то дурак перепутал номер, только и всего. «Отвечай же!» - возможно, думала сейчас Санька. Сколько ж энергии ей стоило связаться с этим миром? Если бы это была она, что она сказала бы? Светло ли сейчас на иной стороне? А может, темно? И холодно, холодно, холодно, как зимой?

Павел судорожно глотнул раскаленный воздух пустыни и поднес трубку к уху.

— Алло?

Проклятье, батарейка «сдохла»! И он не узнает, о чем с ним хотела поговорить Санька…

…Они появились приблизительно в два часа ночи. Бесшумные, подобные теням… двадцать человек, почти великанов в облегающих тело, черных, странно прошитых кожаных одеяниях. Казалось, что на них наросла чешуя.

Сначала они бросились к громко храпевшему Нага Мибубу, слегка сдавили ему горло и отнесли в ночь. Потом повернулись к палатке и бесшумно вошли в нее.

Вероника Розова всегда спала очень чутко, а сегодня так и вообще никак не могла заснуть — никак не выходили из головы странные намеки и пророчества Шелученко. Она лишь сдавленно ахнула, когда в палатку вошли чешуйчатые незнакомцы. Вероника хотела закричать, хотя в кромешной темноте по большому счету ничего не было видно. Какая разница, что темно хоть глаз выколи и даже собственную руку не разглядишь? Она же чуяла, нутром чуяла близкое дыхание опасности. Но крикнуть так и не успела. Теплая рука легла Веронике на голову и слегка сжала виски. Нет, больно ей не было, нет, убивать ее вроде бы тоже никто не собирался. Этот жест был скорее предупреждением: все, птаха, попалась, так хоть веди себя благоразумно. Вероника замерла. Все тело налилось отвратительным свинцовым страхом… Розова сидела, задыхаясь от застрявшего в горле крика.

— Тихо, — раздался над ее ухом жаркий шепот. Кто-то обращался к девушке на ломаном английском. Вероника насторожилась — ясное дело, этот человек по-английски не каждый день говорит, но он, очевидно, не суданец. Такого акцента она еще ни разу не слышала и тем не менее прекрасно понимала каждое слово. — Не бойся…

— Кто… кто вы? — всхлипнула Вероника. Каждое слово давалось ей мучительно, паника саднила горло, словно кусочек наждачной бумаги проглотила.

Савельев и Алик тоже проснулись. Их беспардонно трясли за плечи, и горе-путешественники спросонья только и могли, что вертеть головами, силясь понять хоть что-нибудь.

— Выходите. Пожалуйста, — вновь прозвучал все тот же голос. — Вам не причинят зла…

— Господи, ведь я это предчувствовал! — простонал Шелученко. Он дрожал всем телом. — Я так и знал, так и знал.

Они безропотно выбрались из палатки. Незнакомцы зажгли факелы, в их анемичном свете они казались совсем уж жутковатыми — словно существа, сошедшие на землю с другой звезды. «Фильм «Мумия», черт бы их побрал!» — подумал Савельев, недоверчиво поглядывая на странных жителей пустыни: темнокожие люди, а черты лица напоминают европейские. У каждого классически красивый профиль, точеные ноздри, рты с узкими губами и очень стройные, даже какие-то ломкие тела. «Правда, ростом они повыше нас будут», — мелькнуло в голове у Павла. Из глубин памяти почему-то всплыла восхитительная головка Нефертити, абсурд да и только. Перед ним стояли «родные братья» царицы Древнего Египта. Лица, словно из темно-коричневого стеатита вырубленные.

— Бред! — прошептал Савельев. — Бредятина! — он успокаивающе обнял Веронику за плечи, с замиранием сердца ожидая, что же произойдет дальше, и молча поглядывая на одетых в черные кожи незнакомцев.

Из машины вытащили Ваню Ларина. Заспанный Ванька растерянно вглядывался в стену черной чешуйчатой кожи. Постепенно его глаза привыкли к темноте, с которой было не под силу справиться паре факелов.

— Ничего себе, — испуганно присвистнул он. Оказалось, что даже ночной кошмар не в состоянии заставить его умолкнуть. — Это откуда ж вы взялись, из какого ларца одинаковы с лица? — и тут Ванька вздрогнул, переменился в лице и пальцем ткнул в сторону метавшегося в горячке Филиппса. — Больной, — забормотал он, мешая английские и русские слова. — Человек болеть. Малярия. Откуда… откуда вы все-таки взялись, черт бы вас побрал?

Запас английских слов был безжалостно исчерпан. И Ларин перешел на безупречно литературный русский мат.

Высокий, затянутый в кожаную чешую человек взял его за руку.

— Но он же еще жив! — крикнул Ларин Савельеву в отчаянии. — Филиппс еще жив!

«Атаман» суданской шайки метнул настороженный взгляд в сторону машины. Крикнул что-то на непонятном, слишком уж замысловатом языке, а великан, вцепившийся в руку Ларина, проорал нечто неудобоваримое в ответ. Тут предводитель чешуйчатых вновь подошел к Савельеву.

— Мы не хотим вам зла, — сказал он.

— Там, в машине, лежит тяжелобольной человек, — от страха Павел не сразу догадался, что говорит на древнемеройском языке, который изучал от скуки. — Его нужно срочно госпитализировать или хотя бы отвезти в лагерь экстремального туризма, там есть лекарства. Я сам в этом кое-что смыслю, но без лекарств… — он огорченно развел руками. — Хинин не помогает.

— Мы вылечим его, — прозвучал спокойный ответ. Так мать утешает поранившего коленку ребенка, мол, все в порядке, малыш.

— У вас есть лекарства? — почти в ужасе воскликнул Савельев.

— Мы можем помочь… — кивнул головой незнакомец. Его люди окружили туристов-экстремалов со всех сторон. Кажется, оружия у них не было, но кто знает, что у них под кожаными балахонами припрятано. — Идемте.

Савельев даже не сдвинулся с места. А только крепче прижал к себе Веронику. Воздух звенел от невысказанных угроз.