Смертельный танец - Лорел Гамильтон Страница 4

Жан-Клод кивнул.

Да, но вы все равно останетесь мертвым.

Он обезоруживающе и грациозно развел руками:

Совершенства не бывает.

Да, пожалуй, – рассмеялась я.

А теперь вы, наверное, вряд ли хотите опоздать на свидание с мсье Зееманом?

Что-то вы страшно по этому поводу цивилизованно себя ведете.

Завтрашний вечер будет мой, ma petite. И было бы... неспортивно, да? – скупиться на сегодняшний вечер для Ричарда.

А вы очень неспортивны.

Ну, ma petite, это несправедливо. Ведь Ричард жив, не правда ли?

Только потому что вы знаете: если вы убьете его, я постараюсь убить вас. – Я подняла руку, пока он не успел произнести: «Я попытаюсь убить вас, вы попытаетесь убить меня и т.д.». Это был старый спор.

Итак, Ричард жив, вы встречаетесь с нами обоими, а я проявляю терпение. Такое терпение, какого не проявлял ни когда и ни с кем.

Я стала разглядывать его лицо. Он из тех мужчин, которые скорее смазливы, чем красивы, но все равно лицо у него мужественное: за женщину его никогда не примешь – не смотря даже на длинные волосы. В Жан-Клоде всегда есть что-то чертовски мужественное, сколько бы кружев он на себя ни надел.

Он мог бы быть моим с потрохами и клыками. Я только не была уверена, что хочу этого.

Мне пора идти, – сказала я.

Он оттолкнулся от стола и вдруг оказался на расстоянии вытянутой руки.

Тогда идите, ma petite.

Его тело ощущалось в дюймах от меня, как переливающаяся энергия. Чтобы заговорить, мне пришлось проглотить застрявший в горле ком.

Это мой кабинет. Вы должны уйти.

Он чуть коснулся моих рук кончиками пальцев.

Приятного вам вечера, ma petite. – Его пальцы обернулись вокруг моих рук, чуть ниже плеч. Он не наклонялся ко мне, не притянул меня ни на дюйм ближе. Просто держал меня за руки и смотрел на меня.

Я встретила взгляд его темно-синих глаз. Было когда-то время, когда я не могла смотреть ему в глаза без того, чтобы не провалиться в них и не потерять себя. Теперь я вполне твердо встречала его взгляд, но в каком-то смысле все равно терялась. Приподнявшись на цыпочки, я приблизила к нему лицо.

Надо было вас убить уже давно.

Вам представлялся не один случай, ma petite. Вы все время меня щадили.

Моя ошибка, – согласилась я.

Он рассмеялся, и этот звук скользнул по коже, как мех. Я вздрогнула в его руках.

Прекратите!

Он поцеловал меня – едва касаясь губами, – чтобы я не ощутила клыков.

Вам бы сильно меня недоставало, если бы я погиб. Признайтесь, ma petite.

Я высвободилась. Его руки скользнули по моим рукам вниз.

Мне пора идти.

Да, вы говорили.

Выметайтесь, Жан-Клод, хватит баловаться.

Его лицо моментально стало серьезным, будто кто-то его протер.

Не буду баловаться, ma petite. Идите к своему другому любовнику. – Тут настала его очередь поднять руку: – Я знаю, что вы не любовники на самом деле. Вы сопротивляетесь нам обоим. Великолепная стойкость, ma petite.

Что-то промелькнуло на его лице, может быть, злоба, – и тут же исчезло, как рябь на темной воде.

Завтра вечером вы будете со мной, и настанет очередь Ричарда сидеть дома и мучиться догадками. – Он покачал головой. – Даже для вас я не сделал бы того, что сделал Сабин. Даже ради вашей любви – есть вещи, которых я не сделаю никогда. – Он посмотрел на меня вдруг свирепо – и гнев полыхнул из глаз. – Но того, что я делаю, более чем достаточно.

Не надо дышать на меня праведным гневом, – сказала я. – Если бы вы не встряли, мы с Ричардом были бы уже помолвлены, если не больше.

И что дальше? Вы бы жили за белым штакетником с двумя детишками? Я думаю, вы больше лжете себе, чем мне, Анита.

Когда он начинал называть меня настоящим именем, это был плохой признак.

И что имеется в виду?

Имеется в виду, ma petite, что вы не более склонны к семейной идиллии, чем я.

С этими словами он скользнул к двери и вышел. А дверь закрыл за собой тихо, но твердо.

К семейной идиллии? Кто, я? Моя жизнь – гибрид противоестественной «мыльной оперы» с приключенческим боевиком. Вроде «Как повернется гроб» пополам с «Рэмбо». Белый штакетник сюда не вписывается. Тут Жан-Клод прав.

Зато у меня целых два выходных в конце недели. Впервые за много месяцев. Я всю неделю ждала этого вечера. Но почему-то не идеальное лицо Жан-Клода занимало сегодня мои мысли. Все время мелькало лицо Сабина. Вечная жизнь, вечная боль, вечное уродство. Ничего себе послежизнь.

У Кэтрин за обедом собрались: живые, мертвые и периодически мохнатые. Из восьмерых шестеро были людьми, хотя в двух я не была уверена – включая себя.

Я надела черные штаны, черный бархатный жакет с атласными лацканами и свободную белую куртку под стать рубашке. Девятимиллиметровый браунинг вполне подходил к этому наряду, но я его держала не на виду. Это была первая вечеринка, которую Кэтрин устраивала после свадьбы, и браунинг мог создать не то настроение.

Мне еще пришлось снять серебряный крест, который я всегда ношу, и спрятать в карман, потому что передо мной стоял вампир, и когда он вошел в комнату, крест начал светиться. Знай я, что на обед приглашены вампиры, я бы надела облегающий воротник, чтобы спрятать крест. Они, вообще говоря, светятся только когда на виду.

Роберт – тот самый вампир, о котором я говорю, – был высоким, мускулистым и красивым, как фотомодель. Раньше он служил стриптизером в «Запретном плоде», теперь он там управляющий. От рабочего до руководителя – Американская Мечта. Волосы у него были светлые, вьющиеся и коротко стриженные. Одет он был в коричневую рубашку, очень ему подходящую и полностью гармонирующую с платьем его спутницы.

У Моники Веспуччи загар из клуба здоровья уже малость полинял, но макияж был наложен великолепно, короткие волосы цвета осенних листьев уложены как надо. Она была настолько беременна, что даже я заметила, и так этим довольна, что не могла меня не раздражать.

Мне она лучезарно улыбнулась:

Анита, сколько мы не виделись!

Ответить мне на это хотелось: «И еще бы столько же». В последний раз, когда я ее видела, она меня подставила местному Мастеру вампиров. Но Кэтрин считала, что Моника ей подруга, и разубедить ее, не рассказывая все подробно, было бы трудно. А в подробном рассказе фигурировали несанкционированные убийства, из коих некоторые были совершены мною. Кэтрин – юрист и сторонник закона и порядка. Я не хотела, чтобы ей пришлось идти на сделку с совестью. А значит, Моника – ее подруга, то есть я была вежлива весь обед, от закуски и до самого десерта. В основном мне это удавалось потому, что она была на той стороне стола. Теперь же мы оказались вдвоем в гостиной, и от нее невозможно было отделаться.