Знамение пути - Мария Семенова Страница 4

И песня, которую они пели, тоже приплыла сюда по солёнымволнам, на корабле отчаянного купца. Завезли её, кажется, из сольвеннскихземель, из стольного Галирада, где слагал знаменитые стихи одноглазый поэтДекша Белоголовый. Впрочем, Айр-Донн не стал бы ручаться, поскольку точно незнал.

* * *

Другой край шторма висел над морем много севернее ивосточнее Тин-Вилены, там, где на несколько дней пути вокруг не было населённойземли. Тучи здесь медленно закручивались рваными тяжёлыми полосами, а междуними сияла неистовая холодная голубизна и щедро лилось бледное золото солнца. Вюжной стороне горизонта тучи смыкались, и небо обнимала непогожая тьма. Оттудашли высокие волны. Попадая на солнце, они искрились глыбами зоркого [3]зеленоватого хрусталя. Хмурый небоскат дарил им сумрачные свинцовые блики исообщал пенным шапкам особую нестерпимую белизну. Ближе к границе моря и неба,куда не достигал солнечный свет, валы становились вереницами серых привидений,шествовавших из ниоткуда в никуда.

Ни морщинки, ни складки не было на ярком бело-синемклетчатом парусе, растянутом вдоль корабля, – тот шёл в-треть-ветра,направляемый опытной и отважной рукой. Очередная волна ударила «косатке» вясеневую скулу, и корабль встрепенулся до кончика мачты – упруго и весело,точно бодрый конь, в охотку одолевающий подъём. Нос, увенчанный резной головойчудища, высоко вырвался из воды, потом рухнул обратно, и над бортом взвиласьпрозрачная стена. Ещё миг – и, дробясь на лету, вода хлестнула по палубе.Семьдесят молодых мужских глоток отозвались смехом и руганью, кто-то на всякийслучай прижал сапогом край кожаного полога, прятавшего трюмный лаз.

Там, в трюме, горел маленький очажок, устроенный особымобразом, так, чтобы и штормовых волн не бояться, и не вызвать пожара накорабле. Людям, проводящим вдали от берега много дней подряд, нужно тепло,нужна горячая пища. Островные сегваны, поколениями ходившие в море, на кораблесебя чувствовали едва ли не уверенней, чем на твёрдой земле. Впереди грозилшторм, под килем корабля до дна морского простирались, может быть,вёрсты, – а у них булькал себе над огнём закопчённый котёл и, как никачайся корабль, – не плеснёт, не перевернётся.

Возле котла хлопотал немолодой воин с кудрявыми седеющимиволосами, по обычаю Островов связанными в длинный хвост на затылке. Котёлбулькал, распространяя густой запах мёда и пряностей. Пожилой сегван мешалварево длинной деревянной ложкой, держа её в левой руке. Правая у негоотсутствовала по локоть и годилась только на то, чтобы прижимать к боку большуюоплетённую бутыль, пока левая вытаскивает из неё пробку.

Едва калека извлёк эту бутыль из устланной соломой корзины,как под полог всунулись сразу три головы:

– Давай мы раскупорим, Аптахар. Тебе же с одной рукой,поди, неудобно…

– Я вас!.. – рявкнул названный Аптахаром изамахнулся на лукавцев ложкой, отчего те с хохотом убрались. –Лакомки… – проворчал он, справляясь с туго заколоченной пробкой. К запахамиз котла тотчас добавилось крепкое хмельное благоухание. Понятно, доверятьмолодцам открывание столь драгоценной бутыли было никак невозможно. Вернули бы,Хёгг их проглоти, одни слёзы на донышке.

Спиной ощущая жадные взгляды, Аптахар отмерил жидкость избутыли пузатой кожаной кружкой. Вылил в котёл, размешал, дал слегка покипеть.Зачерпнул, поднёс ко рту…

Сзади тоскливо и протяжно вздохнули.

Аптахар свирепо покосился через плечо, вновь наполнил кружкудо половины и опорожнил в котёл. Ещё раз попробовал… На сей раз вкусудовлетворил его. Он заткнул и спрятал бутыль, черпнул из котла – и, бережнодержа кружку перед собой, выбрался на палубу из трюма. Прикрыл полой плаща иотправился на корму. Брызги из-за борта летели, как стрелы.

Человек сухопутный уж точно не донёс бы в целости кружку,полную почти до краёв, а скорее всего – и вовсе не устоял на ногах. Разве чтосхватился бы за снасти, за скамьи, за плечи сидевших… Однорукому Аптахаруподмоги не требовалось. Шёл, как другие люди по земляному полу хором. Да он,правду молвить, в тех хоромах скорей споткнулся бы.

– Давай сюда кружку, мы уж передадим!.. –подначивали его.

– Я вам, бесстыжим, дерьма мешок нести недоверю! – отвечал старый воин.

Человек, что сидел на высоком кормовом сиденье, держа вруках правило, с дружеской усмешкой следил за приближавшимся Аптахаром. У негосамого волосы горели на солнце тем светлым золотом, каким справедливые Богиочень редко одаривают даже сегванов, перебравшихся с Островов на Берег, –не говоря уже об иных племенах, обитающих в глубине суши. То есть рыжие ибелобрысые, конечно, всюду встречаются, но таких, словно зимний утренний луч начистом снегу, – замучаешься искать. Добравшись, Аптахар протянул вождюсвой напиток:

– Отведай, кунс.

Кунс отведал. Всего один глоток. Согласно кивнул – и вернулкружку. Глаза у него тоже были, какие встречаются только у тех, кто поколениямиживёт среди морской синевы. Цвета океана, нежащегося под солнцем, но способноговсколыхнуться грозовой непогодой. Рука в плотной кожаной рукавице спокойно ичутко держала правило бегущего корабля. Ни лишнего напряжения, ни суеты.Аптахар вернулся к котлу и, нагнувшись, подтащил поближе большой кожаный короб.Стал одну за другой вынимать из него чашки и наполненными передавать впротянутые сверху руки. Сперва – для тех, кто сидел на носу корабля и принималвсего более оплеух и мокрых затрещин от налетающих волн. Потом – для тех, ктопомещался посередине и на корме. Чашки, которые старый воин ловко извлекал изкороба, были сами по себе замечательные. Не кожаные, не глиняные, не медные,даже не деревянные. Добрый мастер сработал их из льдисто-прозрачного, чутьтронутого зеленью стекла. Они чудесно сохраняли тепло и (многажды проверено!)не разбивались, падая на твёрдую палубу и даже на камень. Но самой удивительнойвыдумкой стекловара было то, что чашки туго вкладывались одна в другую, занимаятаким образом очень мало места, которого вечно не хватает на корабле. КунсВинитар щедро заплатил за них в Галираде. Долго будут помнить вождя, которыйтак заботится о своих людях! Подобной диковины, притом очень полезной, до сихпор не видали ни на одном корабле. Аптахар же про себя весьма гордился тем, чтоименно он привёл кунса во двор к стекловару Остею…

…Раздав горячий напиток, старый сегван наконец-то налил себеи мужественно переборол искушение плеснуть в чашку лишнего из заветной бутыли.Пристрастие к хмельному люди стали за ним замечать примерно тогда же, когда онпотерял руку: почти семь лет назад. Глупцы!.. Они видели только внешнее иполагали, будто он принялся топиться в вине из-за увечья. Истинная причина былагораздо глубже и горше, но о том ведал только кунс Винитар. Да ещё сын, молодойАвдика, дослужившийся до десятника в галирадской городской страже. Другим людямАптахар ничего не рассказывал. И сам почти каждый день напивался, чтобы невспоминать. В конце концов кунс неожиданно объявился в Галираде и сразу позвалстарого товарища с собой в море. «Зачем я тебе, Винитар? – спросилоднорукий калека. – Обуза лишняя…» – «У меня на „косатке“ лишних небывает», – сурово ответил вождь. И… приставил трясущегося с похмельяпьянчужку к корабельному очагу и котлу. К съестному. К тем самым бутылям впросторной, мягко выстланной корзине. И сказал только: «Присмотри, чтобыкаждому отогреться хватило…» Каково грести или менять парус, когда ветерсрывает макушки волн и превращает их в рои ледяных копий, Аптахар очень хорошознал. Он даже обиделся на вождя, хотя, конечно, виду не подал. И с тех пор былбезгрешен.