Ласка сумрака - Лорел Гамильтон Страница 4

Я обернулась и посмотрела на них на всех, потом повернуласьк Дойлу:

– Когда ты ощутил прикосновение к защите?

– Я пришел проверить, что с тобой.

Я покачала головой.

– Нет, я спросила не о том. Когда ты ощутил, что кто-топрикасается к защите?

Он посмотрел на меня самоуверенно:

– Я говорил тебе, принцесса, только я могу обеспечитьтебе безопасность.

Я снова покачала головой.

– Нехорошо, Дойл. Сидхе никогда не лгут впрямую, а тыуже дважды ушел от ответа на мой вопрос. Отвечай же! В третий раз спрашиваю:когда ты ощутил, что кто-то трогает защиту?

Он посмотрел полусердито-полусмущенно.

– Когда шептал тебе на ухо.

– Ты увидел это сквозь занавески, – сказала я.

– Да. – Одно рубленое, сердитое слово.

Рис ухмыльнулся:

– Ты не знал, что кто-то пробует прорваться сюда. Тызашел, просто услышав, что Мерри встала.

Дойл не ответил, да это и не требовалось. Молчание былодостаточным ответом.

– Эта зашита создана мной, Дойл. Я поставила ее, когдапоселилась в этой квартире, и периодически ее обновляла. Это моя магия, моясила удержала эту тварь снаружи. Моя сила, опалившая ее так, что мы располагаемтеперь ее... отпечатками пальцев, – возмутилась я.

– Твоя защита выдержала, поскольку сила противостоящегоей была слишком мала, – ответил Дойл. – Кто-нибудь более сильныйсможет пробиться сквозь любую защиту, которую ты сумеешь поставить.

– Может быть, но суть в том, что ты не знаешь ничеготакого, чего не знали бы мы. Ты так же бродишь в темноте, как и все.

– Ты не непогрешим, – сказал Рис. – Приятнознать.

– Приятно? – переспросил Дойл. – Ты уверен?Тогда подумай вот над чем: этой ночью никто из нас не знал, что кто-то изволшебных существ забрался на окно и попробовал прорваться сквозь защиту. Ниодин из нас не ощутил его. Да, его сила была невелика, но ему здорово помоглискрыть ее полностью.

Я уставилась на него:

– Ты думаешь, что кто-то из прихвостней Кела рисковалего жизнью, пытаясь достать меня сегодня?

– Принцесса, неужели ты до сих пор не понимаешьНеблагой Двор? Кел веками был любимчиком королевы, ее единственным наследником.Когда она сделала тебя его сонаследницей, он впал в немилость. Тот из вас, ктопервым произведет на свет дитя, будет править, но что случится, если оба выумрете? Что случится, если люди Кела тебя убьют, и королева будет вынужденаказнить принца за его вероломство? Она внезапно окажется без наследника.

– Королева бессмертна, – сказал Рис. – Онасогласилась уступить трон лишь Мерри или Келу.

– А если кто-то замыслил умертвить и принца Кела, ипринцессу Мередит, неужели ты думаешь, что он остановится перед убийствомкоролевы?

Мы все уставились на него. Тихий голос Никки прозвучалпервым:

– Никто не отважится – в страхе перед гневом королевы.

– Кто-то может рискнуть, если сочтет, что его не смогутуличить, – возразил Дойл.

– Кто может быть настолько самонадеян? – удивилсяРис.

Дойл расхохотался неожиданно для всех нас.

– Кто может быть так самонадеян? Рис, ты же аристократдвора сидхе. Правильный вопрос: кто может быть недостаточно самонадеян?

– Что бы ты ни говорил, Дойл, – ответилНикка, – но большинство придворных боятся королевы, боятся сильно, боятсянамного больше, чем они же боятся Кела. Ты слишком долго был ее первым рыцарем.Ты просто не знаешь, каково это – быть целиком в ее власти.

– Я знаю, – сказала я. Все головы повернулись комне. – Я согласна с Никкой. Я не знаю никого, кроме Кела, кто мог бырискнуть нарваться на гнев его матери.

– Мы бессмертны, принцесса. Нам доступна роскошьожидания нужного времени. Кто знает, какая коварная змея столетиями ждаламомента, когда королева будет слаба. А если она будет вынуждена убить своегоединственного сына, она ослабнет.

– Я не бессмертна, Дойл, так что не готова говорить отаком терпении или таком коварстве. Все, в чем мы точно уверены, это что кто-топытался проникнуть сквозь защиту сегодня ночью – и теперь у этого кого-то наруке, лапе или как там еще можно назвать конечность, есть отметина. Мы сможемсравнить ее с отпечатком на защите, как сравнивают отпечатки пальцев.

– Я видел защиты, настроенные так, чтобы повредить тем,кто попытается их взломать, или даже пометить вторгшегося шрамом или ожогом, ноникто на моей памяти не додумался сохранить отпечаток, – сказал Рис.

– Умно, – отметил Дойл. Услышать это от него былобольшим комплиментом.

– Спасибо. – Я нахмурилась. – Если ты никогдане видел способную на такое защиту, то как ты понял, что именно ты видишьсквозь занавеси?

– Это Рис заявил, что никогда не видел ничегоподобного. Я этого не говорил.

– А где ты такое видел?

– Я убийца и охотник, принцесса. Всегда хорошо иметьследы жертвы.

– Ожог на руке поможет опознать нашего гостя, но следовпри движении не оставляет.

Дойл чуть пожал плечами:

– А жаль. Это было бы полезно.

– Ты можешь сделать так, чтобы волшебные существаоставляли магические следы?

– Да.

– Но ведь они могут заметить эти следы с помощью своеймагии и уничтожить твои чары.

Он снова пожал плечами:

– Мир никогда не был настолько велик, чтобы жертва, накоторую я охочусь, сумела бы скрыться.

– Ты всегда так... безупречен.

Он бросил взгляд на окно поверх моего плеча.

– Нет, моя принцесса, боюсь, я не безупречен, и нашивраги, кем бы они ни были, теперь это знают.

Легкий ветерок усилился, взметнул белые занавеси, и я сноваувидела маленький когтистый отпечаток, вмороженный в сверкание защиты.Ближайший оплот фейри находился за полконтинента от меня. Предполагалось, чтоЛос-Анджелес достаточно далек, чтобы мы были в безопасности, но теперь японяла: если кто-то по-настоящему желает твоей смерти, он воспользуетсясамолетом или пошлет кого-нибудь крылатого. После многих лет добровольногоизгнания я наконец-то прихватила с собой частичку родного дома. Дома, которыйникогда, по существу, не меняется, всегда оставаясь восхитительным, эротичным икрайне, крайне опасным.

Из окон моего офиса было видно почти безоблачное небо – какбудто кто-то взял лепесток василька и растянул его на весь небосвод. Не слишкомчасто можно увидеть над Лос-Анджелесом такое чистое небо. Здания городскогоцентра сверкали на солнце. Выдался один из тех редких дней, из-за которых людиубеждены, что в Лос-Анджелесе вечное лето, солнце сияет всегда, вода –непременно теплая и голубая, а люди – все! – красивы и постоянноулыбаются. Ха, как же! Далеко не каждый здесь красив, а многие постоянно не вдухе (Лос-Анджелес уверенно держит одно из первых мест в стране по уровнюсамоубийств, что показывает не самое лучшее настроение здешнего народа, есливдуматься). Цвет океана здесь обычно ближе к серому, чем голубому, и вода вечнохолодная. Купаться в декабре без гидрокостюма в южной Калифорнии рискуют толькотуристы. Еще у нас временами идет дождь, а смог – хуже всяких туч. На самомделе сегодняшний день был самым солнечным и приятным за все три года, что яздесь прожила. Слишком редкая радость для того, чтобы этот миф продолжалсуществовать, но, может быть, людям просто нужно верить в существованиекакого-то волшебного и чарующего уголка, вот они и считают таким южнуюКалифорнию. Сюда легче добраться, чем в страну фейри, да и не так опасно.