Элегия Мёртвых - Дарья Кадышева Страница 40

– Ты знал, что так будет, – мигом догадалась царица.

– Некоторые готовы за неё умереть, – проговорил он и впился глазами в Кинтию. – Я не из их числа.

– Ты так и не ответил на мой вопрос. Ты любишь её?

Лиам перевёл взгляд на миниатюрных каменных львов в фонтане, схлестнувшихся в ожесточённой драке. Вместо крови из пастей текли прозрачные струйки воды.

Он надеялся, что Кинтия примет вздутые желваки на его челюсти за раздражение.

– Я верен ей так же, как и её отцу, – отвечал он и, откланявшись, направился к выходу.

– И потому лишился сна этой ночью?

Лиам вышел из комнаты, не ответив, но и не сдержав мрачной усмешки.

Он хорошо её обучил.

1. Masdaus (эльф.) – мастер.

Дита надавила пальцами на повязку. Из горла генерала вырвался сердитый рык.

– Ты слаб, – проговорила она со вздохом. – У тебя сломано ребро. Я повторяю: исцеление магией сделает кости более хрупкими. Поэтому дай своему телу время залечить раны самостоятельно.

Фанет отпихнул её в сторону и потянулся за стаканом вина, отдающим сильным запахом перца и шафрана. Добавленное к прочим ингредиентам масло листьев мирта не усмирило аромат напитка, вызывающий у чародейки жуткую мигрень.

Генерал осушил стакан и впечатал его в стол.

– Этого времени у нас нет, – сквозь зубы процедил он. – День промедления соразмерен с подарком Леку. Не сомневайся, он использует нашу заминку, чтобы сослать своих людей в Яриму для защиты. Некий Полад Оскол движется с тремя тысячами воинов по Долине Антанги. Угадай, в какую сторону?

– У нас хватит сил отбиться, – миролюбивым тоном отвечала Дита и подлила ему ещё вина, подогревая его и без того распалённое бунтующими мыслями настроение.

Ей бы хотелось, конечно, опрокинуть кувшин с вонючей жижей, сделанной по древнему илиарскому рецепту, на голову Фанету, однако она не могла так поступить. Ворчливые и своенравные мужчины, будь то король, воитель или обычный крестьянин, как лихо грозили снести всё, что возвели, исходя из сиюминутных прихотей. Тем меньше всего следовало их бесить. Но слепо выполнять его приказы она не собиралась и надеялась, что кроткая женская рука усмирит его пыл.

– Ты не угадала. Он идёт к Яриме, чтобы держать там оборону, – Фанет проследил струю вина из кувшина и облизнул губы. – Он знает, что все наши основные силы сосредоточены в Сэрабии и её окрестностях, и сюда не сунется. Поэтому мы должны оказаться в Яриме раньше него.

– Консул, – позвала она шёлково, поставив кувшин на стол. – Ты же не собираешься рисковать своим здоровьем? Ярима и Полад подождут.

Он прищурился и накрыл ладонью стакан.

– Будут ли реки крови и дальше течь, если мы ляжем камнем в этой портовой дыре?

– Не одной кровью эта война должна быть вписана в историю, – проговорила Дита. – Настала пора для мудрых, взвешенных решений. Или ты думаешь, что царь предпочтёт править после всего лишь пепелищем да братскими могилами?

Фанет отвёл глаза и пригубил вино.

– Он предпочтёт перемирие, – глухо ответил он. – С теми, кто будет согласен присягнуть Китривирии.

– Это не перемирие, а оккупация.

– Да называй ты это как хочешь. Я не намерен отступать. Я не совершу ошибки своих отцов.

Дита отошла от стола и вперила взгляд в завихрения грозовых облаков за окном. Ей не терпелось вернуться за город, в лагерь. Неприветливые холодные стены форта напоминали ей темницу, в которую она поклялась больше не возвращаться.

– Дело не только в тебе, Фанет, – осторожно начала она, стараясь, чтобы в голосе её не было слышно осуждения. – Мы карали врагов днём и ночью, без устали. Пришла пора осесть и заняться более... насущными вопросами.

– На что ты намекаешь?

– Ты бывал в лазаретах? Знаешь, сколько легионеров готовы прямо сейчас встать на ноги и пойти за тобой?

– Примерно.

– Если ты выступишь в ближайшие дни на Яриму, не исключено, что к тому моменту, как ты обратишь свой взор на Велиград, сражаться будет некому. Время, Фанет. Дай его своим воинам, чтобы прийти в себя и обрести новые силы.

В безмолвной комнате раздалось причмокивание – нарочитое, недовольное, будто любимое вино внезапно стало горчить. Может быть и так. А может, Дита плохо распознавала в этом звуке зачатки гнева.

– Что ж, я всегда внимал твоим советам. И сейчас готов признать правоту твоих слов, – сказал генерал. – Довольно однобокую.

Дита молча смотрела в небо.

– Ты прекрасно видишь, что творится вокруг, но забываешь о том, что происходит за пределами этой сырой деревни, прозванной за каким-то чёртом одним из старейших и красивейших городов в княжествах, – продолжил он. – Единственный сын Витольда, боярина Яримы и наместника Лутарии, был замучен Инквизицией. Эти земли были обезглавлены давно, без нашего участия. А герцог Ардейнардский вывел остатки своих войск ещё в прошлом месяце, прислав мне трогательную записку о том, что он не враг Китривирии. Ярима сама сдастся к нам в руки, как самая строптивая девка за щедрую пригоршню монет. И будет без разницы, явлюсь я к ней на костылях или без.

«Самоуверен. Близорук. Совсем не похож на Дометриана», – подумала Дита.

– Самое тёмное время осталось позади. Скоро люди поймут, что им не за что больше сражаться, никакая Матерь Света не придёт к ним на помощь, а их лидер, за которого они раньше были готовы умереть – жалкий старик, жертва амбиций, которые он не потянул. Княжествам пора заплатить за беззакония предков. Я не отступлю и заберу то, что мне причитается.

Удар стакана об стол обозначил точку.

– Фанет...

– К лету я заберу Лебединые Земли, – прервал генерал. – И тогда единственной нашей заботой станет Велиград.

Дита повернулась к нему, наблюдая, как он пытается подняться со стула, но тянущая за бок боль не давала ему пошевелиться без мучений. Она не двинулась с места, зная, что он ни за что не примет её помощь.

– Мы с тобой не всегда ладили, – вдруг сказал он. – Но ненависть к лутарийцам и стремление к справедливости – то, что объединяет нас и наших соратников. Отчего же ты стала сторониться нашего общего дела?

– Я прошу тебя только повременить, консул. Горький опыт прошлых сражений, начатых с Тариоры, научил меня терпению. Я желаю, чтобы и ты научился этому.

– Во время Тариоры чародеи бились за людей, насколько я помню.

– В течении первых лет Майского похода, – сдержанно проговорила Дита. – Потом мы заняли нейтральную позицию. Тебе это хорошо должно быть известно.

– Уроки истории я прогуливал нечасто. И однажды на одном таком я услышал определённую теорию. Якобы именно чародеи ответственны за то, что лутарийские князья то и дело срывались с цепей и шли покорять другие народы, – в тон Фанета проникло жгучее презрение, а глаза впились в чародейку. – И везде вы хранили нейтралитет. Пока самим не припекло задницу.