Бой бес правил - Антон Мякшин Страница 40

Дверь кабинета с треском распахнулась. Как стрела из лука вылетел оттуда худощавый, оборванный мужичонка и вонзился между двумя солдатами, завязшими в дверном проеме.

— В каталажку мерзавца! — напутствовал майор арестанта. — Потом решу, когда его казнить! И старого сумасшедшего в каталажку! Некогда с ними возиться! Комиссара сюда подайте! Шпиона!

Один конвоир взял за шкирку залившегося слезами мужичка, а второй ткнул меня штыком:

— Пшел, красная вонючка! Быстро!

Я поднялся. Старый Моисей, трясущийся на скамье как на электрическом стуле, ухватил меня за рукав:

— Молодой человек! Вижу я, что не выбраться уже мне из этих казематов. Возьмите себе, может быть, у вас…

Он сунул мне в карман какой-то сверток. Я хотел было отпихнуть его руку, но штык, упирающийся мне в спину, уже толкал меня в кабинет.

Господин майор оказался жирным, малорослым мужчиной, удивительно похожим на жабу, неудачно замаскированную под гусара: круглая, усыпанная бородавками физиономия наполовину скрывалась за огромными, истинно гусарскими усами с закрученными кверху кончиками.

— Сесть! — заорал он, выпучив на меня глаза. — Сесть, мер-рзавец!

Я поспешно опустился на стул. Майор некоторое время разглядывал меня, свирепо шевеля усами, сжимал и разжимал кулаки, будто прикидывал, как удобнее ему будет перепрыгнуть через разделявший нас стол и с особой жестокостью меня придушить.

— Кр-расное отр-ребье… — прорычал он наконец. — Говори, кто тебя послал?! Говори, что ты здесь разнюхивал, прохиндей?! А?!

Ответить я не успел. Последний майорский вопросительный вопль сорвался — господин майор натужно закашлялся и просипел:

— Квасу мне!

Тотчас открылась дверь, и солдат с закинутой за спину винтовкой поставил на стол запотевший глиняный кувшин, с ловкостью заправского полового обтер его полотенцем и, пятясь и непрерывно кланяясь, удалился. Господин майор присосался к кувшину, а оторвавшись от него, отфыркался, откашлялся и налил себе квасу в стакан.

— Горло тут с вами, подлецами, сорвешь… — пробормотал он, опускаясь за стол. — На чем мы остановились? Ага… Говори, красное отребье, кто тебя послал и чего ты здесь разнюхивал? И поскорее говори, а то у меня обеденный перерыв скоро, а за обедом я привык наблюдать последние муки приговоренных.

Ничего себе привычки у человека. Я не специалист, но, по-моему, такой злобный нрав обычно бывает обусловлен комплексом неполноценности. Вон у него харя какая отвратительная! Как не разозлишься на весь свет с такой харей? Проснется майор поутру, глянет в зеркало, плюнет — и только и мыслей у него весь день: кого бы до обеденного перерыва замучить.

— Между прочим, — осторожно начал я, — для меня ваши бородавки свести в два счета… Представляете, раз-два — и личико чистое, как у младенца? Хотите, я буду вашим личным имиджмейкером? Бассейн, тренажерный зал…

Майор не отвечал, пуча глаза и беззвучно шлепая губами.

— Ну и далее… — Я воспользовался минутным затишьем, чтобы встать и обойти вокруг стола, рассматривая под разными углами коменданта. — Второй и третий подбородки мы уберем. Четвертый, так уж и быть, оставим. Его можно воротником скрыть. Килограммов сорок-пятьдесят снимем. Приятная полнота к вашему чину вполне подходит, но вот эти складки… здесь… и вот здесь по бокам — это уже лишнее. У вас такое брюхо, как будто вы глобус проглотили. Затем — прическа. Мне кажется, полубокс вам подойдет… — Я заглянул под фуражку майора. — Ах вы лысый! Ничего, сейчас это даже модно. Так-с, что еще? Усы. Вы как хотите, а усы я настоятельно рекомендую убрать. Оставим легкую, элегантную небритость…

— Молча-а-а-ать!

Вопль был такой силы, что меня как ветром сдуло обратно на стул.

— Нет у меня никаких бородавок! — заорал, колотя кулаками по столу, очнувшийся майор. — Это просто сыпь… от перемены погоды. Нахал! Наглец! Невежа! Я т-тебе покажу… Я… Кхе… Квасу!

Не прокатило… Пока комендант булькал, опрокинув над глоткой кувшин, я лихорадочно соображал, что мне делать дальше. Врезать майору по бородавчатой репе и прыгать в окно? Да за окном — я, украдкой приподнявшись, выглянул — прапорщик терзает строевой подготовкой взвод солдат. Не убежишь.

Ах пекло адово… Что делать? Разве что плеснуть ему в стакан с квасом эликсира старого Моисея? Может, майора от алхимического варева настигнет резкая диарея — и он хоть на полчаса обо мне забудет?

Комендант был еще увлечен кувшином. Я быстро вытащил из кармана сверток, в котором оказался десяток запечатанных сургучом ореховых скорлупок. Вскрыв ногтем одну из скорлупок, я вылил несколько капель майору в стакан… Эликсир тут же растекся по поверхности маслянистой пленкой.

— Бородавки… — пробулькал майор, исследуя опустошенный кувшин на наличие последних капель. — Я тебе покажу бородавки… Сыпь у меня, понятно? От перемены погоды. Никто никогда не осмеливался говорить, что у меня… Квасу; чтобы вам пусто было! Заснули, орясины?!

За дверью застучали сапогами, встревоженно зашептали в несколько голосов. Видимо, комендант, ублажая натруженное за день горло, вылакал весь запас.

— Сию минуту-с, — просунулся в кабинет солдат. — Только в трактир-с сбегаем. Сию минуту-с…

— Негодяи, — икнул майор, снова усаживаясь. — Итак… кр-расная р-рвань… Значит, решил поиздеваться над дворянином? Над боевым офицером его царского величества?

— Никак нет, — смиренно ответил я.

— Молча-а-ать! — рявкнул майор, потом, подумав, заявил: — А вот я лучше тебя сейчас застрелю. Чтоб не заставлял меня больше нервничать… Не буду ждать до обеда. Где мой пистолет был? Сейчас только кваску еще глотну…

Я подобострастно подал майору стакан. Отпив глоток, комендант нахмурился, пожевал губами и молвил:

— Что-то меня в жар кинуло… Значит, о чем я? А, пистолет… Вот он, мой пистолет. Хм… Странно… Очень странно… И голова закружилась.

— А живот-то не болит? — с надеждой осведомился я.

— Живот не болит. А голова закружилась. Так… Значит, мы разговариваем. Ага… — Он с недоумением и испугом озирался по сторонам, точно находился не в собственном кабинете, а, скажем, в питерской Кунсткамере.

— Вы хотели меня застрелить, не дожидаясь обеденного перерыва, — напомнил я.

— Застрелить… — вдруг задумался майор. — Интересная мысль. Убийство себе подобного, если рассуждать логически, приравнивается к убийству самого себя, то есть самоубийству. Ведь, по сути, воспринимая отдельного индивидуума в качестве самодостаточной единицы мирового сообщества… хм… И это интересная мысль! Необходимо ее обдумать!

Он вскочил со стула и зашагал по комнате, глубокомысленно покачивая головой и дергая себя то за правый, то за левый ус.

Действует! Эликсир старого Моисея действует! Как он говорил? Если каждому влить в рот каплю Эликсира Добра и Всепрощения, то и красные, и белые, и зеленые, и… кто там еще?… все прекратят междоусобную бойню и, украсив друг друга цветами, разойдутся с песнями по домам. Только то, что я подлил в стакан майору, явно не Эликсир Добра и Всепрощения… Это, скорее всего…